Тайна войны. После Нюрнберга - Раймонд Картье Страница 19

Итак фюрер возвращался к датам, указанным Главным Штабом. Он возвращался к военной мудрости, которая требует тщательной подготовки. Впрочем, неприятель, которого он имел в виду, была не Польша, а Франция.

Эта программа согласовывалась с основной идеей книги «Моя борьба». Расширение Германии направлялось к востоку, но решение лежало на Западе. Ядром всей проблемы было военное превосходство Германии над всей Европой; как только это превосходство оказалось достигнутым, у Германии были развязаны руки. Восток и Запад принадлежали ей.

Таким образом, после Мюнхена немедленный приговор Польше еще не был произнесен. Эта страна не заслуживала чести специальной экзекуции. Она должна была пасть позднее, вместе с остальными, после поражения французской армии…

Нет необходимости искать где-то далеко глубокие причины, которые побудили Гитлера изменить это решение. Как и все остальные, они — в самом Гитлере. Четыре или пять лет ожидания казались невыносимыми для этого человека, дрожавшего от нетерпения. Он был подобен морфинисту, который не может жить без своего наркотика: его потребностью было потрясать мир каждые три месяца.

«Для меня было ясно, — сказал он своим генералам 23 апреля 1939 г. (документ 798 P.S.), — что, рано или поздно, но конфликт с Польшей должен произойти. Я принял решение уже год тому назад, но я полагал сперва обратиться к Западу, и только спустя несколько лет обернуться к Востоку. Но течении событий не может быть предусмотрено. Я хотел сперва установить приемлемые отношения с Польшей, чтобы иметь развязанные руки для борьбы с Западом. Но этот мой план не мог быть осуществлен. Мне стало ясно, что Польша нападет на нас сзади в то время, когда мы будем заняты на Западе и что таким образом нам придется воевать с ней в невыгодный для час момент».

Решение ликвидировать сперва Польшу было принято Гитлером весной 1939 г.

23 мая он назначил в Новой Канцелярии большое военное совещание. Протокол совещания, заверенный подполковником Шмундтом, перечисляет присутствовавших генералов: Геринг, Редер, Браухич, Кайтель, Мильх, Гальдер, Боденшац, Шнивиндт, также как и группу офицеров от ОКБ: Варлимонт, Иешонек, Шмундт, фон-Белов. Отсутствовал только верный Иодль, отбывавший свой стая; командования в Вене, во главе дивизионной артиллерии.

Речь Гитлера была фантастической сумятицей. Там было все: мечты о жизненном пространстве, идеологические декламации о национал-социализме, анализ мирового развития, исторические рассуждения о возникновении и упадке империй. В продолжении нескольких часов Гитлер разглагольствовал, анализировал, кричал и рычал.

Общий тон был резко антибританский. Фюрер признавал, что англичане горды, мужественны, упорны, стойки в обороне, прекрасные организаторы, склонны к авантюрам. Не достигая уровня немцев, они обладают качествами северной расы. Однако, он заявил, что не уверен в достижении с ними мирного соглашения, т. к. они ведут себя, как смертельные враги Райха.

«Англия, сказал он, — это двигатель антигерманских сил. Она видит в нашем развитии зарождение новой гегемонии, которая ее ослабит. Мы должны подготовиться к борьбе с ней. и это будет борьба не на жизнь, а на смерть. Наша конечная цель — поставить Англию на колени».

В устах Гитлера это были новые мотивы. Отныне они чередуются с мотивами соглашения и союза. Буйным и непостоянным умом диктатора овладевают, попеременно, то надежда, то досада.

Между тем польская проблема была актуальна, конкретна и неотложна. Она явно казалась предпочтительнее большой и сложной западной проблемы.

«Польша, — сказал Гитлер, — вовсе не «случайный неприятель». Она всегда будет на стороне наших противников. У нее всегда тайное желаний использовать все возможности, чтобы нас уничтожить.

«Дело вовсе не в Данциге. Речь идет о расширении нашего жизненного пространства к Востоку, приобретении базы питания и урегулировании Балтийской проблемы».

«Польская проблема неотделима от конфликта с Западом».

«Внутреннее сопротивление Польши большевизму сомнительно. Поэтому Польша является ненадежным барьером против СССР».

«Польша не может оказать сопротивления натиску СССР. В победе Германии на Западе, она видит угрозу для себя и попытаемся лишить нас этой победы».

«Поэтому не может быть вопроса о пощаде и это приводит нас к следующему решению: атаковать Польшу при первой же возможности».

Гитлер предупредил своих слушателей:

«Не ожидайте простого повторения чешской аферы. На этот раз, господа, это будет настоящая война…»

Далее он заявил:

«Мысль, будто мы можем добиться наших целей дешевой ценой, является опасным заблуждением. Такой возможности не существует. Мы должны сжечь наши корабли и дело пойдет не о справедливости или несправедливости, но о жизни и смерти народа, численностью в 80 миллионов».

На этот раз Гитлер допускал войну на два фронта.

«Англия, — сказал он, — не будет щадить французскую кровь и не задумается бросить французскую армию на Западный Вал. Важно, чтобы война была перенесена как можно ближе к Рурскому бассейну, владение которого определит длительность нашего сопротивления. Бельгия и Голландия будут заняты, несмотря на заявления о нейтралитете».

«Если Англия попытается вмешаться в войну против Польши, то мы будем действовать с быстротою молнии. Мы должны обеспечить себе линию обороны на Зюдерзее».

«Все правительства, все армии ищут способа сделать войну короткой. Тем не менее, мы должны приготовиться к войне на 10–15 лет».

За этот последний год Гитлер в корне переменил свое решение. В 1938 г. ой говорил: «Если Англия и Франция решат воевать, я подожду». В 1939 г. он заявляет: «Что бы ни делали Англия и Франция, я разрешу польскую проблему силой оружия».

Тем не менее, в его сбивчивой, почти сумасбродной речи, которую трудно было понять и еще труднее восстановить, проглядывала все же надежда, что, быть может, удастся свести с Польшей счеты один на один.

«Наша задача — изолировать Польшу. Это вопрос дипломатической ловкости».

И, наконец, вот фраза, в которой намечалась будущая политика:

«Не исключена возможность, что Россия будет не заинтересована в сохранении польского государства».

Когда генералы несколько опомнились от этого неожиданного потока красноречия, обрушившегося на них, они, по-видимому, не знали, что от них ожидается: занять ли Голландию, атаковать линию Мажино, перешагнуть Ламанш или идти походом на Варшаву? Но, по крайней мере, одно было ясно, определенно и неизбежно: война.

По— видимому, после речи фюрера не было никакой дискуссии. Протокол совещания, во всяком случае, не упоминает о ней. Адмирал Редер, перед которым Гитлер только что развивал ослепительные замыслы уничтожения британского флота — молчал. Генерал-полковник фон-Браухич, главнокомандующий армией, — молчал. Поразительный контраст! В 1937 и 1938 гг. генералы позволяли себе высказывать свое мнение; В 1939 г. — они были немы. Аферы Бломберга, Фрича, Бека сломили их сопротивление, и Мюнхен был не только победой Германии над Чехословакии, но также победой Гитлера над Главным Штабом.