Десять величайших открытий в истории медицины - Джеральд Фридланд Страница 19

За несколько лет лаборатории в разных странах мира наладили производство вытяжек. От бешенства перестали умирать. И хотя в 1885 году Кох посмеивался над этим методом предупреждения болезни, через год и он начал применять пастеровский метод приготовления вытяжек.

Победа над бешенством стала последней из одержанных Пастером. В 1892 году, в ознаменование семидесятилетия ученого, его наградили специальной медалью в присутствии изысканно благородной публики. С трудом передвигавшегося Пастера поддерживал президент Французской Республики. Поскольку ученый был слишком слаб, чтобы выступить с благодарственной речью, ее прочитал его сын. В 1895 году Пастер умер, сжимая одной рукой распятие, а другой держась за руку жены.

Имена большинства ученых, описанных в этой книге, сегодня известны далеко не всем выпускникам университетов. Но, вероятно, любой из них вспомнит Пастера и назовет его одним из величайших ученых в истории науки. Очень, очень немногие знают о том, что он заложил основы стереохимии или открыл вакцину от сибирской язвы, но всем известен процесс, носящий его имя, — пастеризация. И наверное, немало людей вспомнят и о том, что он создал вакцину против бешенства.

Нет сомнения в том, что Луи Пастер был самым выдающимся французским ученым. Немыслимый эгоист, упорно не желавший признавать заслуги предшественников или современников, порой допускавший нечестные поступки, обожавший игру на публике и (парадоксальным образом) остро ненавидевший врачей, — и при всем этом маловероятно, что Франция когда-то подарит миру еще одного столь же великолепного ученого.

Разумеется, открытия Пастера восхитили бы старину Левенгука, хотя нарочитая театральность преподнесения этих открытий могла бы вызвать у него раздражение. Его бы, конечно, обидело и разозлило то, что Пастер совершенно не упоминал об исторических открытиях самого Левенгука, а также и практически всех прочих исследователей, работавших до него. Тем не менее человек, открывший в 1673 году невидимых до тех пор «маленьких зверушек», был бы потрясен, если бы спустя более чем двести лет он оказался в зале в Бреслау и там вместе с самыми выдающимися немецкими профессорами увидел и услышал выступление невысокого тридцатитрехлетнего темнобородого и круглолицего сельского врача из маленькой прусской деревушки. Этот человек — а звали его Роберт Кох — впервые в истории медицины показал, что одна из «маленьких зверушек» Левенгука, бацилла сибирской язвы, способна стать причиной заболевания не только животных, но и людей.

Да, первым, кто доказал, что кое-кто из «маленьких зверушек» может вызывать человеческие болезни, был не Пастер. Никому не известный, неказистый врач общей практики Кох в течение трех лет работал с микроскопом и несколькими самодельными приборами в отгороженном уголке своего кабинета, где единственным его помощником была совершенно не разбиравшаяся в медицине жена. Он выделил возбудителя сибирской язвы от больного животного в чистой культуре и проследил за его превращением в то, что называл спорами, способными сколь угодно долго выживать даже в самых неблагоприятных условиях. Затем он ввел культуру этого возбудителя морским свинкам и другим животным, включая овец и коров, и установил, что после скорой гибели подопытных их трупы буквально кишели этими ужасающими новыми врагами всего живого.

Знаменитые немецкие ученые Фердинанд Кон и Юлиус Конгейм, присутствовавшие на специально созванной конференции в Бреслау, в течение трех дней подряд наблюдали за экспериментами простого сельского врача и были совершенно потрясены его открытиями. Впечатление, полученное обоими академиками, было настолько сильным, что они твердо постановили вытащить скромного доктора из безвестного Вольштейна. Однако прежде всего они решили обнародовать удивительные сведения о том, что крохотная бактерия может стать причиной болезни человека. Через шесть месяцев после июньской конференции в Бреслау Кон опубликовал работы Коха по сибирской язве в журнале, который он сам издавал ^[20]. Вплоть до 1880 года Кон и Конгейм добивались, чтобы Кох получил должность в Берлинском императорском отделении здравоохранения. Там он впервые в жизни получил в свое распоряжение приличную лабораторию и двух опытных ассистентов и смог полностью освободиться от врачебной практики. Его освободили даже от преподавания.

В течение четырех лет, прошедших между открытием бациллы сибирской язвы и переездом в Берлин, Кох продолжал работать в Вольштейне. Трудно сказать, осознавал ли он в то время, что практически вся его работа (разработка и усовершенствование новых методик и инструментов) была подготовкой к величайшему открытию в области бактериологии. Совершенно точно известно, что за эти четыре года, предшествовавшие переезду в Берлин, он сотрудничал со специалистами по оптике Эрнстом Аббе и Карлом Цейсом и, по-видимому, стал первым ученым, оборудовавшим свой микроскоп придуманными ими конденсорами и масляно-иммерсионными линзами. Именно это усовершенствование микроскопа позволило ему увидеть бактерии, которые раньше не удавалось увидеть ввиду их крайне малых размеров. Кроме того, теперь появилась возможность лучше и точнее разглядеть детали строения «маленьких зверушек» Левенгука. Кох применял также и различные новые анилиновые красители. Некоторые бактерии окрашивались только одним красителем и не воспринимали другие, и Кох воспользовался этим для дифференциации бактерий разных видов.

Однажды он обратил внимание на разрезанную картофелину, пролежавшую несколько дней на открытом воздухе. Увиденное заинтересовало ученого: на поверхности картофелины появились выпуклые разноцветные пятна. Изучив эти пятна, Кох понял, что каждое из них образовано микроорганизмами. Более того, в каждом конкретном пятне все микроорганизмы были одинаковыми и при этом отличались от тех, что присутствовали в пятне другого цвета. Обычный человек, обнаружив это явление, в лучшем случае счел бы его просто интересным. Но Коха, отчаянно искавшего способ получения чистых культур разных бактерий, оно навело на оригинальную идею. А что, если вместо того, чтобы помещать каплю, содержащую разные бактерии, в жидкую культурную среду (единственный способ получения культур бактерий в то время), аккуратно размазать ту же крохотную каплю по твердой культурной среде? Тогда различные виды бактерий, содержащиеся в капле, смогут образовать отдельные колонии на поверхности твердой среды и сами изолируют себя от других бактерий из капли.

Роберт Кох

(1843–1910)

Коху потребовалось не так уж много времени, чтобы догадаться, что для получения твердой культурной среды достаточно добавить желатин к обычному бульону, использовавшемуся для выращивания бактерий. Дождавшись, пока бульон затвердеет, он смазал его поверхность маленькой петелькой, предварительно погрузив ее в бульон, содержавший разные виды бактерий. На следующий день — после того как застывший бульон поместили в инкубатор — Кох обнаружил на его поверхности разрозненные пятна, в том числе — разноцветные. Оказалось, что в любом конкретном пятне или цветном разрастании на поверхности желатиново-бульонной пластины все бактерии были совершенно одинаковыми, но, как правило, отличались от бактерий из других колоний. Надо полагать, Кох испытал огромное удовлетворение, ведь с помощью этой относительно простой манипуляции он получил возможность изолировать и выращивать чистую культуру любой бактерии — раньше такое не удавалось никому. Вскоре стало ясно, какое значение имело это достижение для его дальнейших исследований в Берлине.