Последняя реликвия - Эдуард Борнхеэ Страница 19

По невозвратному прошлому — по мирной жизни беззаботной, по розовым мечтаниям, утехам нежной юности, каким уже не быть, по милым и простым житейским радостям поместья, родового гнезда — пролила бедная Агнес слезу.

И долго стояла она так, всеми покинутая, на краю леса, жалея себя, жалея отца, жалея, что никогда уже не вернется былое тихое счастье, как не потечет вспять река.

Но невозможно юному сердцу горевать бесконечно. Агнес задумалась о том, что же ей сейчас предпринять. Надо было решить — оставаться ли здесь или вернуться в лес, где она с Гавриилом рассталась и где он будет ее искать, когда вернется.

«Где же Габриэль?»

Агнес оглядывала поле. Колыхал ветерок высокие травы.

«Действительно ли русские ушли? Или они оказались хитрее, и Габриэль попал к ним в руки?..»

При последней мысли у Агнес подкосились ноги. Ведь она, хотя сама и не видела, но не раз слышала, как во время этой ужасной войны жестоко мучили пленных, как их жгли на медленном огне, живыми варили в котлах и подвергали другим пыткам… Со страшной отчетливостью мелькали эти жуткие видения в возбужденном воображении Агнес; и все же она готова была бежать туда, подвергнуться таким же мукам ради то_: го, чтобы выручить Габриэля из беды; у нее есть пистолет, и когда он внезапно выстрелит, то уж наделает переполоха в русском стане, и они с Габриэлем убегут.

Вдруг девушка увидела, что из-за развалин показалась мужская фигура с большим узлом за плечами и двинулась по направлению к лесу. Человек был еще далеко, но Агнес все же сразу узнала его. Это был Габриэль. Сердце у нее сильно забилось, и трепетный вздох облегчения вырвался из стесненной груди. Если бы Габриэль сейчас внезапно появился перед ней, живой и невредимый, она, наверное, со слезами радости бросилась бы ему на шею. Но так как прошло некоторое время, прежде чем Габриэль достиг опушки леса, Агнес успела собраться с мыслями, совладать со своими чувствами, как приличествует благовоспитанной девушке из древнего рыцарского рода.

Она сделала несколько шагов навстречу Габриэлю и сказала приветливо — только приветливо:

— Русских там уже нет?

— Конечно, нет, — ответил Гавриил, улыбаясь. — В противном случае ваш покорный слуга едва ли предстал бы перед вами без единой царапины. Русские умеют драться. И в плен к ним лучше не попадать… Но почему вы вышли из укрытия, фрейлейн Агнес?

— Мне наскучило сидеть в одиночестве и в полном неведении. К тому же очень захотелось посмотреть, что сталось с нашей мызой.

— Посмотрели? — Гавриил оглянулся на развалины.

— Я была очень глупая: я не думала о том, что однажды война обойдется жестоко и со мной, — здесь Агнес взяла Гавриила за руку и потянула его к поместью. — Нельзя ли нам сейчас пойти туда?

— Нет, фрейлейн Агнес, не нужно делать этого, — серьезно возразил Гавриил. — Я понимаю, вам тяжело, вам хочется попрощаться с родным домом, но ваше нежное сердце не сможет без потрясения перенести это страшное зрелище. Я много всякого увидел на развалинах мызы… К тому же русские могут неожиданно вернуться. Достаточно того, что уже я рисковал.

— А там действительно так ужасно? — тихо подняла на него глаза девушка.

— Да, ужасно. Словами не передать. Погибло много мызных людей.

— Среди убитых есть и рыцари, и… женщины? — со слезами на глазах спросила Агнес. — Там оставалось много моих подруг. Неужели их больше нет в живых?

Эти вопросы, сами по себе вполне естественные, почему-то заставили Гавриила нахмуриться.

Он ответил сухо:

— Из рыцарей пали трое-четверо, в том числе и юнкер Дельвиг. Он оказался настоящим рыцарем, человеком чести. Он один из немногих сдерживал натиск русских. Я сам это видел.

— Дельвиг погиб? — покачала головой Агнес. — Значит, он и за меня погиб, чтобы я спаслась? А я, признаюсь, его недолюбливала. Он казался мне слишком язвительным…

— Из женщин никого не убили: они либо все убежали, либо русские увели их с собой.

— В рабство?..

Гавриил не обратил внимания на ее вопрос.

— Мыза и лагерь разгромлены. Ворота в укрепленный лагерь разнесены взрывом. Как видно, с этого взрыва все и началось. Пока кнехты распивали пиво и горланили песни, русские подобрались к воротам и заложили заряд. Сразу после взрыва в лагере началась резня. И последствия резни ужасают. Это не для глаз юной дамы…

— А мыза? Неужто не осталось ни сарайчика?

— Все строения превращены в дымящиеся развалины.

— И даже вернуться будет некуда? — поразилась Агнес. — Ну… потом, когда война закончится.

— Вернуться всегда можно. Ведь есть земля. А сейчас… — Гавриил развел руками. — Мне пришлось обшарить все углы и закоулки, пробираться между грудами тлеющих головней и задыхаться от дыма, пока я, наконец, не разыскал то, что нам необходимо: хлеб, мясо и — пожалуйста, не пугайтесь! — костюм мальчика… Да, фрейлейн Агнес, времена изменились к худшему, и вы, хотите того или нет, должны будете переодеться мальчиком.

Агнес посмотрела на него испытующе:

— Вы, похоже, насмехаетесь надо мной, Габриэль. Это не очень-то красит мужчину — насмехаться над девушкой, когда она оказалась в трудных обстоятельствах и ей некуда деваться.

— Ни в коем случае! — Гавриил был очень серьезен, убедительно серьезен. — Ничего из женской одежды я не нашел. От вашей комнаты остались только стены, а от сундуков ваших — одни медные клепки. Но не нужно печалиться: женское платье не очень-то годится для путешествия по лесным дебрям, — Гавриил показал ей на узел, что держал на плече. — Здесь вы найдете все, что вам нужно: и чтобы подкрепить силы, и чтобы изменить вашу внешность. Но прежде всего пойдемте в глубь леса…

Молча, потупив глаза, последовала Агнес за своим спутником. Шла за ним, смотрела на широкие его плечи, и было ей очень спокойно.

В лесной чаще Гавриил опустил узел на землю и отошел подальше в сторону:

— Переодевайтесь, фрейлейн. Я вас не потревожу.

Когда он немного погодя возвратился к прежнему месту, перед ним оказался красивый мальчик в одежде немецкого покроя. Платье было ему чуть тесновато, но все же очень к лицу; и мальчик, как видно, это сознавал — глаза его так сияли счастливым блеском, а щеки покрывал яркий румянец.

Гавриил должен был втайне признаться, что «надменная рыцарская дочь» принадлежит к числу тех немногих людей, которых не платье красит, а которые сами украшают собой любую одежду.

— Где-то я уже видел этого юнкера! — воскликнул Гавриил весело. — Кого-то он мне очень напоминает, но не припомню — кого. У юнкера, кажется, есть сестра. Как вас зовут?

— Юнкер Георг, — был ответ в тон вопросу.

— А почему именно Георг?

— У меня дальний родственник такой есть. Совсем мальчишка. Но уже рвется на войну. Ах, где-то он сейчас?