Степан Бердыш - Владимир Плотников Страница 18

…У большого костра был суд. Не тот привычный суд с дьяками, писарем да заплечных дел умельцем. Здесь собрались равные повольники. Из просмоленных кущ посматривали редкие молодицы и ещё более редкие детишки — сплошь пацаны, девичий завод пресекался при родах. На шибко любопытных цыкали.

На чашах телепались жизнь и смерть Бердыша. Участь не из завидных: убийца двух бойцов, отменных, уважаемых в стане. Почти все были настроены решительно: карать, так равноценно. Пленник понуро стыл перед бочажком, осёдланным Семейкой Кольцовым. Пора прибауток ушла. Степан молчал…

— А теперя скажи нам, чужак, ради какой-такой манны притопал в наши места, — сурово, с теми же особыми хромыми растяжками в речи, задавал который уж вопрос Кольцов, — и аки бес сечёшь наших ребят… подло? — прибавил неуверенно.

— Упрёки, атаман, справедливы, но и не так чтоб, — не смутился Степан. — Спроси своих видоков, скажут: не подлым образом порешил я твоих товарищей, а в бою честном. Даже неравном. Без оружья. Тот же, кто правоту мою оспорит, он и есть бес подлый, — прямо поглядел Кольцову в глаза.

Видоки заворчали, но не оспоряюще. Не только атаман понял это — весь суём.

— Тута мы хозяева. И неча тут пришлым вольничать и законы свои править. Не прижали в своё время таких вот гостюков, так теперича по всей Руси на свободный люд крепость ложут, — шипел Ермола Петров.

— Помолчи, Ерёма, — оборвал досадливо Семейка. — Правый суд и без тебя сладим. Ну, что сказать? — повёл глазом в сторону полоняка. — Конечно, дрался ты честно и добро, не отнять. Но пойми, — теперь смотрел прямо, в упор, сверля, — тут те, Ермак прав, не государева вотчина. И мы тут не на царской кабале. Устав свой, вольготный, блюдём. Нам опасная грамота, что лапоть взамест ладьи. Мы одной правде верим — вере русской, заповедной.

— Ага. Вере старой и я присягну. Но что будет, коль у меня и для вас, казаков, опасная сыщется? — тихо спросил Степан, глядя ответно, прожигая. Станичники неверяще похмыкали. Кольцов скривился, повёл головой: навряд, мол.

— Ладно. Ну-кась глянь на это. На это вот. Глянь-глянь. — Степан расстегнулся, пронырнул под бахтерцы и выбрал справный костяной вырезок Сварога языческого.

Атаман прищурился, лицо заметало воском. Привстав, простёр руку и почти выхватил образок из ладони Бердыша. Но тот потянул шнурок с достоинством, пояснив:

— Не. С мёртвого сымай.

Кольцов, похоже, гордыней не страдал. Но сейчас, видно было, застрадал. Взволновался.

— Быть не может, — шепнул наконец, — где добыл?

— А это моя первая опасная, — спокойно продолжил подсудимый и поднёс палец к переносью. — А это вот тебе вторая опасная. Сей узор тебе ничего не напомнит? Или ты не брат Ивана Кольца? Ваньши Удалого?

К ним подались сразу несколько казаков. Долго молчали, вглядываясь в бронзовый лик Степана. Потом Кольцов отстегнул свои ножны, протянул Бердышу. Вздох изумления всколыхнул поляну. Степан взвесил тяжёлую саблю, усмехнулся:

— Ну, а это, в таком разе, третья моя опасная, самая верная. Иль кто сомневается и испытать хотит? Колеблющихся и невер ждать не заставлю. Подходи.

Кузьма, одурев от восторга, пустился вскачь по кругу. Однако и порука атамана в суде повольников не высший сказ…

Час спустя у того же костра Бердыш договаривал захмелевшим станичникам историю своей дружбы с прославленным Ванькой Кольцом, единоратники коего нашлись в этом стане и поперёд всех — Семейка. Нет, здешний атаман не был братом Ваньши Удалого, а вот побрататься привелось. Причём, давненько. Бердыша с Иваном Кольцом свела та же огненная Ливонская. Побратим Кольца Семён и другие ближние товарищи согласно кивали головой, подтверждая правду Степанова сказа. Или вставляли слышанное от покойного Ивана. Про то, к примеру, как Степан с Иваном разок удерживали вдвоём старую часовенку от наседавших кирасиров. А в знак своей нерушимой дружбы после горячего дела обменялись образками. Кольцо передал Бердышу костяного Сварога — волховской оберег. Степан ему — образок Ивана Предтечи. Семён с друзьями слышали от Ивана даже о единственном в своём роде носовом обрамлении Степана. И много ещё о чём говорили они…

Отходчивый Нечай, замиряясь, пожал руку Бердыша. Как и многие на кругу, отдавал он почёт мужеству и стойкости. Благоволение братьев Кольцовых — это и был, оконечно, залог общего признания. Вслед за атаманами Кольцовым, Шацким и другие зауважали этого служилого, но главное — бойца. Не за извороты — за доблесть.