Ричард Львиное Сердце: Поющий король - Александр Сегень Страница 18

Тщательно расчесав свои жесткие рыжие волосы, усы и короткую бородку, Ричард надел на голову бархатную темно-красную шапку, поверх которой удобно было бы в случае чего надеть боевой шлем. Облаченный и бодрый, он вышел из комнаты, стараясь больше не думать о своей болезни. Приближенные уже ждали его во дворе монастыря, одетые строго и явно готовые скорее к битве, нежели к мирным переговорам, принятию уступок и благообразному пиршеству. Увидев, как король вспрыгнул в седло своего гнедо-чубарого скакуна, все последовали его примеру и отправились за своим повелителем в Мессину на встречу с городскими нотаблями.

В дороге Ричард спросил тамплиера де Шомона, вспомнив его вчерашний рассказ про неудавшееся покорение Мекки:

— Если я не ошибаюсь, Саладин потом лично отсек голову Рене де Шатильону?

— Да, это всем известно, — ответил Робер.

— Кажется, после битвы при Хиттине?

— Да. Рене попал тогда в плен. Тогда кто только не попал в плен сарацинам.

— Да, я знаю. Даже король Гюи и великий магистр ордена тамплиеров… Кто тогда был у вас великим магистром?

— Жерар де Ридфор. Их всех подвели к Саладину, и султан стал поить их особой водой. Сказывают, что, когда он шел на Хиттинский холм через вади Эль-Аджам, там ему повстречался знаменитый дервиш Касим Ассагаб, который сказал ему: «Саладин, когда ты будешь проходить через горы Эш-Шех, набери снега с одной из вершин. Снег растает, превратится в воду, и этой водой ты напоишь всех своих врагов, взятых тобою в плен». И Саладин много набрал того снега. Он растаял, превратился в воду, и этой водой Саладин стал поить своих пленников, умиравших от жажды, потому что стояла невыносимая жара, а запасов воды у крестоносцев под Хиттином оказалось малым-мало. Первым к Саладину подвели пленного Гюи де Лузиньяна, короля Иерусалимского, и, когда султан спросил: «Что я могу для вас сделать?», Гюи коротко отвечал: «Пить!» Ему подали огромную чашу с водой из снега с горы Эш-Шех. Когда он выпил половину чаши, Рене попросил короля дать и ему утолить жажду. Тот дал. Рене стал пить. Тут Саладин выхватил саблю и отсек разбойнику голову. А потом сказал: «По нашему курдскому обычаю нельзя убить человека после того, как ты дал ему напиться воды. Но негодяю Рене воду дал король Гюи, а не я, поэтому я свободен от обязательств моих обычаев».

— Да, теперь я вспоминаю, что уже слышал этот рассказ, — сказал Ричард. — Потом еще все завидовали Рене де Шатильону, что он счастливо расстался с жизнью — в миг наслаждения, утоляя жажду. Пил много — вжик! — и увидел Бога.

— Уж Рене-то вряд ли увидел Бога, — покачал головой Робер. — Ему, поди, и рай не стали показывать — сразу в пекло.

За разговором они въехали в ворота Мессины. Толпы горожан выстроились вдоль улиц. Никто не кричал в восторге, как в первый день, когда Ричард сошел на пристань. Передние ряды в угрюмом молчании взирали на крестоносцев, в задних слышался ропот, а то и можно было углядеть неприличные жесты.

Представители нотаблей провели Ричарда и его свиту в один из лучших дворцов Мессины. Король Франции уже находился там, в огромном зале, назначенном для переговоров. Робер со своими тамплиерами остался у входа на страже. Когда все расселись за длинным столом, нотабли произнесли несколько приветственных речей, из коих покамест ничего не говорилось о намерениях выплатить наследство Гвильельмо Доброго.

Потом заговорил епископ Бове. Этот и вовсе стал уводить разговор далеко в противоположную сторону, описывать бесчинства крестоносцев, которые были и которых не было, порицать их неуважительное отношение к местным жителям, кои якобы дали им приют и осыпали всякими несравненными милостями. Речь его была долгой и весьма утомительной. Когда же она окончилась, король Ричард прорычал весьма грозно:

— А теперь прошу дать слово мне!

Ропот, зародившийся среди присутствующих к концу речи епископа и еще более оживший, когда Бове закончил, мгновенно умер. Все с тревогой и вниманием воззрились на грозного английского государя. Тот обвел взглядом всех собравшихся. Увидев притаившегося в дальнем углу Жана де Жизора, вздрогнул и пуще прежнего рассвирепел:

— Достопочтенные отцы Церкви и вы, уважаемые отцы города! Ваше величество, король Франции! Благородное рыцарство! Скажите мне прямо, какого черта мы здесь все с вами собрались?!

Все так и прянули. Но молчание не нарушилось.

— Я обращаюсь к вам с этим вопросом, — продолжал рычать король Англии, — потому что всему есть предел, в том числе — и нашему терпению. Мы не намерены больше терпеть издевательства и откладывать наш поход, благословленный самими небесами. Только что мы выслушали несколько речей, которые свидетельствуют только об одном — нас нагло хотят обмануть в очередной раз, и эти переговоры затеяны лишь ради проволочки. Где Танкред Лечче? Он что, уже собрал войско и ведет его сюда в надежде сбросить Христово воинство в море?

В этот миг Ричард заметил появившегося в дверях Робера де Шомона. Лицо коннетабля ордена тамплиеров было взволнованно.

— Что, эн Робер? — тревожно спросил Ричард.

— Беда, государь! — громко объявил рыцарь. — Вооруженные толпы мессинцев вышли из города и движутся на наши лагеря.

— Так вот, значит, ради какого черта нас заманили сюда! — закричал Ричард, резким движением выхватывая из ножен свой Шарлемань. — Ну спасибо, нотабли Мессины! — И, высоко взмахнув мечом, Ричард обрушил его лезвие на стол. Прочная столешница крякнула, впуская в себя сталь меча, но не развалилась, и Ричарду пришлось напрячь силы, чтобы вытащить меч из древесины. Не возвращая Шарлемань в ножны, король Англии устремился к дверям, расталкивая всех по пути локтями. Однако, лишь выскочив из дворца на площадь, он по достоинству оценил коварство местных жителей и их нотаблей — отряд тамплиеров и других крестоносцев тесно сжимался у стен дворца, образуя полукруг, а с площади и прилегающих к ней улиц надвигалась толпа мессинцев, намного превышающая гостей города по численности.

— Матерь Божия! — раздался за спиной у Ричарда голос короля Франции. — Смотри, Уино, что ты наделал со своим дурацким наследством! Да они готовы, кажется, растерзать нас.

— Не кажется, а точно, — буркнул в ответ король Англии.

В подтверждение его слов из толпы сицилийцев полетели камни и стрелы.

— Ангел Божий, хранитель мой святый, встань со мной рядом! — взмолился Ричард. — Вперед, Робер! Вперед, Ролан! — крикнул он, видя подле себя коннетабля тамплиеров и графа де Дрё.

В следующий миг он вспрыгнул на первую попавшуюся лошадь и крепко пришпорил ее. Она рванулась прямо в толпу мессинцев, и Ричард принялся яростно рубить во все стороны, чувствуя, как с каждым ударом Шарлемань распластывает человеческую плоть. Рыжий огонь заплясал у него в глазах, как бывало всегда в пылу битвы. Он уже не видел врагов, он лишь ощущал их всем своим существом, и меч его разил без промаха. То и дело до огненного сознания Ричарда долетал свист камня или стрелы, просвистевших возле самого уха, но в ответ лишь дикий хохот раздавался откуда-то из нутра: не убьете! не достанете! не попадете!