Алая графиня - Джинн Калогридис Страница 17

Приветливое лицо Лоренцо посуровело, он взглянул на карту и произнес:

— Папа в такой вот перевернутой позиции.

Я тоже посмотрела на карту, перед моим мысленным взором промелькнули тысячи образов. Их было слишком много, чтобы перечислять все. Старик, охваченный жаждой мести, рыдает над мертвым сыном. Дым благовоний, сверкающий клинок, брызги крови. Странно знакомый вздыхающий голос. Лоренцо!.. Должно быть, я не сумела скрыть страх, потому что, когда снова подняла голову, женщины смотрели на меня широко раскрытыми глазами, а Галеаццо сидел молча, хотя и хмурился.

Я попыталась облечь увиденное в слова:

— Карта говорит о мести, скорби и ужасном предательстве. Вы должны поостеречься, иначе прольется кровь.

Бона перекрестилась, герцог с Лоренцо тревожно, понимающе переглянулись.

— Теперь я знаю, как разрешить это дело, — произнес Медичи уверенно и бодро.

Я поняла, что он не столько говорит правду, сколько пытается успокоить герцога Галеаццо.

— Я обо всем позабочусь. Благодарю тебя, мадонна Дея.

— Это же все серьезно! — взорвался Галеаццо. — А я хочу веселого развлечения. — Он сердито уставился на меня. — Посмотри карту Чикко, и пусть на ней не будет ничего, что способно испортить нам аппетит! — Он подтолкнул Лоренцо локтем и обратился ко мне: — Предскажи нам охоту, песни и любовь!

Я пробормотала извинения и перевернула карту Чикко. Десять золотых динариев сверкали на белом фоне, расписанном цветами.

Я облегченно выдохнула и заявила старшему секретарю:

— Скоро вы получите значительную сумму.

Чикко едва заметно улыбнулся и кивнул. Герцог засмеялся, явно довольный.

— Да, я слишком много ему плачу! — веселился Галеаццо. — Ну а теперь посмотрим, окажусь ли я удачливее своего секретаря!

Я перевернула карту герцога. Как и у Лоренцо, она легла вверх ногами. На троне восседал человек в золотых доспехах, с короной на голове. В левой руке у него был щит, в правой — длинный острый меч. На карте волосы у мужчины тоже были золотыми, однако перед моим мысленным взором возник кто-то с темной шевелюрой — придворный, не помнящий себя от гнева, тот самый, который замахивался мечом на Лоренцо де Медичи.

Я ощутила в душе мрачное удовлетворение и объявила:

— Наконец-то восторжествует справедливость.

— В каком именно деле? — Герцог нахмурился.

Я стряхнула с себя наваждение, вызванное картой, и собралась с мыслями. Мне очень хотелось увидеть, что именно сделает король мечей и к чему приведут его действия. Я надеялась, что Галеаццо наконец-то настигнет месть, но не хотела его предостерегать, не желала, чтобы он знал и готовился к защите.

Поэтому я сделала вид, будто все еще рассматриваю карту, а затем сказала как можно беззаботнее:

— Речь идет о каком-то деле, которое близко к завершению, хотя и не в пользу его светлости, если он не проявит чрезвычайной осторожности.

— Что за дело? — настаивал герцог.

Я понимала, что очередное дурное предсказание распалит его гнев. Если я разозлю Сфорца, то нам всем придется несладко.

Поэтому я ответила уклончиво:

— Политическое. Я не хочу вдаваться в подробности, поскольку уверена, что это секретное дело. Но могу сказать точно: если его светлость послушается совета карты, то придет к мудрому решению и избегнет осложнений.

Герцог понимающе кивнул и задумчиво посмотрел на карту, а Катерина, щуря от любопытства голубые глаза, спросила меня:

— Так это правда… что твоя мать была ведьма?

Я вскинула голову, а Бона развернулась к Катерине и прошипела:

— Думай, что говоришь!

Девять лет я прожила рядом с этой женщиной и ни разу не слышала, чтобы она в чем-то упрекала Катерину, не говоря уже о том, чтобы сердито одергивать ее. Герцог подался через стол к жене, и его взгляд обещал неизбежную физическую расправу.

— Катерина пошутила, — произнес Галеаццо, беря себя в руки, и рассмеялся, чтобы доказать свои слова.

Но я случайно взглянула ему в глаза и увидела в них страх.

За час до наступления темноты я спустилась в комнату Маттео якобы для того, чтобы снова затопить камин. На самом деле я хотела побыть одна и поплакать. С момента появления Повешенного меня все больше тревожила судьба Маттео. Бона сказала, что он вернется сегодня, но она ошибалась. Символическая карта лишь подтверждала мои собственные ощущения, говорящие о том, что с ним случилось что-то ужасное.

Мое мрачное настроение усугублялось тем отношением, какое Бона выказала к колоде, точнее, к моей вере в ее предсказание. Герцогиня тепло распрощалась с Лоренцо и вернулась в свои покои с алой бархатной коробкой, погруженная в нехарактерное для нее молчание.

Войдя в комнату, Бона сейчас же отдала подарок Лоренцо горничной и строго приказала:

— Спрячь туда, где я не скоро это увижу.

Катерина тоже вела себя необычайно тихо, хотя в ее глазах вспыхивали озорные искры при виде нашего с Боной замешательства.

Честно говоря, я внимательно наблюдала за горничной, когда та подошла к сундуку, стоявшему в углу, рядом с постелью госпожи, открыла крышку и сунула красную коробку под меховую накидку.

Когда Бона отправилась в гардеробную, чтобы переодеться в домашнее платье, я подошла к окну и с тревогой поглядела на охотничий парк герцога. Катерина остановилась рядом со мной.

Вскоре я решила, что герцогиня полностью поглощена своим туалетом, и спросила у девочки:

— Мадонна, почему ты сказала, что моя мать была ведьмой?

— Видела бы ты свои глаза! — прошептала Катерина и раскрыла собственные очи так широко, что показались белки. — Честное слово, ты не всегда понимала, где находишься… куда унесло тебя видение!

Я нетерпеливо перебила ее:

— Но при чем тут моя мать, мадонна? Ты говорила так, будто тебе что-то известно.

— Да. — Она притворно потупилась.

— От кого?

— От Нонны Беатриче, — ответила Катерина.

Эта женщина была нянькой Боны, она приехала вместе с герцогиней из Савойи, когда та вышла замуж за Галеаццо. Год назад Нонна умерла.

— Она сказала, что твоя мать была ведьма и предсказывала будущее.

Я с трудом удержалась, чтобы не встряхнуть как следует герцогскую любимицу.

— Она рассказывала хоть что-нибудь еще?

Катерина пожала плечами. Ее розовые губы растянулись в довольную улыбку при виде моего нетерпеливого волнения.

— Больше ничего.

Никакими силами я не смогла бы заставить ее сказать больше.

Вскоре герцогиня вышла к нам и коротко проговорила: