Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга - Юрий Щеглов Страница 16

Книгу Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга - Юрий Щеглов читаем онлайн бесплатно полную версию! Чтобы начать читать не надо регистрации. Напомним, что читать онлайн вы можете не только на компьютере, но и на андроид (Android), iPhone и iPad. Приятного чтения!

Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга - Юрий Щеглов читать онлайн бесплатно

Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга - Юрий Щеглов - читать книгу онлайн бесплатно, автор Юрий Щеглов

Еще несколько фрагментов, дающих общую картину происходящего на Кузнецкстрое, в нескольких десятках километров от Томска — сибирских Афин и от тогдашнего Сибчикаго — Новосибирска.

«На стройке было двести двадцать тысяч человек. День и ночь рабочие строили бараки, но бараков не хватало. Семья спала на одной койке. Люди чесались, обнимались и плодились в темноте. Они развешивали вокруг коек трухлявое зловонное тряпье, пытаясь оградить свои ночи от чужих глаз, и бараки казались одним громадным табором. Те, что не попадали в бараки, рыли землянки. Человек приходил на стройку, и тотчас же, как зверь, он начинал рыть нору. Он спешил — перед ним была лютая сибирская зима, и он знал, что против этой зимы бессильны и овчина, и вера. Земля покрылась волдырями: это были сотни землянок».

Как там спали, ели и плодились, Эренбург не пишет. Но можно легко представить.

«В тифозной больнице строители умирали от сыпняка. Умирая, они бредили. Тот бред был полн значения; таинственные микробы давно сжились с революцией. Умирая от сыпняка, люди еще пытались бежать вперед. На место мертвых приходили новые.

Однажды рухнули леса. Инженер Фролов и двадцать строителей обсуждали сроки работ. Настил не выдержал. Люди упали в ветошку и задохлись. Их торжественно похоронили».

Подобными картинами начинался впоследствии знаменитый роман Эренбурга с библейским названием «День второй». Сталин в молодости читал библию, и слова «день второй» были для него наполнены важным и таинственным содержанием.

«И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды.

И создал Бог твердь; и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так.

И назвал Бог твердь небом. И был вечер, и было утро: день вторый».

Происходило сотворение мира. Сталин пропустил роман в печать. Он не сделал никаких замечаний. Отругал Эренбурга Каганович. Он надеялся, что автор исправится.

Так начиналась кошмарная сталинская индустриализация. Так начиналось социалистическое бытие.

Стыд

Откроем наугад роман ближе к середине. Без любви романов не бывает. Вот как создавалась мораль нового строя:

«Зимой на стройке любовь была бессловесной и тяжелой. Ванька Мятлев привел как-то в барак смешливую Нюту. Нюта не смеялась. Она робко глядела на спящих людей. Сосед Ваньки, рыжий Камков, не спал. Он почесывал голый живот и сквернословил. Ванька боялся, что Нюта уйдет, и шепотом приговаривал: „Только на четверть часика!“ Потом Ванька прикрыл их головы пиджаком. Они не могли запрятать свою любовь от людей, но они прятали свои глаза. Это было воспоминанием о стыде. Сильней стыда была страсть. Ванька сказал: „А теперь тебе пора домой!“ Нюта закуталась в овчину и убежала. На постройке ГРЭС’а, возле чадных жаровен, по ночам скрещивались руки, спецовки, юбки и сапоги. Люди любили жадно и молча. Вокруг них была жестокая зима. Они строили гигант. Они хлебали пустые щи. Они не знали ни нежности, ни покоя».

Нюта красивая девушка, с крутой и смуглой грудью. Почему ее постигла такая судьба?

А вот что мы читаем в одной из последних глав:

«Засыпало землей четырех землекопов. Резанова откопали живым. Тарасов его спросил: „Куда же вы, дураки, полезли?“ Резанов не ответил. Он молчал час, два. Иногда он хватался за голову и начинал мычать. Пришел доктор и сказал, чтобы Резанова тотчас же отвезли в лечебницу. Тарасов насупился: „Вот тебе — человек языка лишился! Не хочу я здесь работать! Это не работа, это черт знает что!“ Панасенко ему ответил: „Что же, если ты приехал за длинным рублем, уезжай. А я останусь. Я приехал сюда, чтобы строить“».

Между этими двумя фрагментами слались рапорты в Москву и дощечки с гравировкой «Товарищу И.В. Сталину», отлитые из драгоценного чугуна.

Ужасная действительность! Ужасными средствами достигались внешне благородные цели. В романе Эренбурга люди пытались найти объяснение окружающей реальности, пытались ее переломить. Загнанные в тупик, они жили, не чуя под ногами страны, как выкрикнул в отчаянье обреченный поэт, отражая чувства закрепощенного народа. Вспомним, что писали Александр Твардовский и Михаил Шолохов об этом времени, вспомним стилистику «Страны Муравии» и «Поднятой целины», вспомним, где создавались произведения: Париж, Москва и Вешенская.

Поразительно, не правда ли?

Донос, по сути, был верен

Через восемь лет началась Вторая мировая война. На стройках социализма погибло неисчислимое количество людей. Это была не работа, это было действительно, по мнению одного из персонажей «Дня второго», черт знает что! В мемуарах Эренбурга есть такая строчка:

«Строительство Кузнецка я вспоминаю с ужасом и с восхищением; все там было невыносимо и прекрасно». Эренбург был загнан в тот же тупик, что и его герои. Художественно сформулировав и выразив истину, он пытался ее хоть как-то объяснить, если не оправдать. Объяснение и оправдание он искал в характерах людей, таких, как Панасенко. Это были слабые потуги. И что досаднее прочего — теоретически и в иную эпоху среди писателей единицы были способны говорить соответствующее тому, что видели. И за малую толику мы должны быть благодарны Эренбургу. То, что в мемуарах относится к Кузнецкстрою и «Дню второму» — позднейшие наслоения. Редактор «Нового мира» Александр Твардовский, который не любил Эренбурга и которому мемуары не нравились, никогда бы не согласился опубликовать текст, где бы содержалась в полном объеме подлинная трактовка событий и роли писателя, их отразивших, в общественном процессе. Он загубил бы себя, а журнал разгромили бы на десяток лет раньше. До краха коммунизма оставались еще долгие годы. Но позиция Твардовского отразилась на качестве текста. Вот что он писал в августе 61-го: «Эренбург. В целом — жалкое впечатление. Чем ближе к взрослым годам и временам, тем страннее его мелочная памятливость относительно своих встреч, выпивок, болтовни, плохих (своих и чужих) стихов, обид, будто бы причиняемых ему в этом мире с рождения до старости. Мир давным-давно забыл (а большею частью вовсе не знал) о его ироничности и т. п., а он оправдывается, кается, объясняется по этому поводу».

Излишне подчеркивать, какую роль играли подобные настроения при подготовке текста к печати.

Рядом с правдой в мемуарах Эренбурга соседствовала ложь, иногда вынужденная, он часто отступал и уступал. Отношение к сказанному о «Дне втором» и индустриализации — одна из таких уступок. Но правду из романа все-таки ничем не выкорчевать. Надо было осмелиться не скрывать то страшное впечатление, которое производила первая стройка социализма — праматерь послевоенных строек коммунизма, таких, как Братская ГЭС и БАМ. Однако у певцов этих свершений, например у Евгения Евтушенко, ничего похожего найти нельзя. В мемуарах Эренбург напомнил о своих впечатлениях. А вокруг поднимали целину в не менее жутких условиях, разворачивали стройки в Сибири и на Дальнем Востоке. Проницательный Исаак Бабель не верил в публикацию «Дня второго»: «Ну, если напечатают — это будет чудо!»

Активно сотрудничающий в прессе журналист Александр Гарри, который хотел расправиться с Эренбургом в статье «Жертвы хаоса», обвинял его в клевете и делал это провокационно и достаточно искусно.

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы

Комментарии

    Ничего не найдено.