След грифона - Сергей Максимов Страница 16

В сферу интересов разведки Суровцев попал по совершенно другой причине, но могло и так оказаться, что обе эти причины связаны между собой. Делу предшествовали события более чем двадцатилетней давности. Достаточно широко известно, что на сторону большевиков почти в полном составе перешел Генеральный штаб царской армии. Мало того, перешли Разведывательные и Контрразведывательные отделения во главе с начальником русской контрразведки генерал-лейтенантом Михаилом Бонч-Бруевичем. Примечательно и то, что генерал того же отдела Самойлов впоследствии командовал одним из красных фронтов, а другой генерал, по фамилии Потапов, стал начальником Генерального штаба Красной армии и вместе с таким же царским генералом Николаевым стоял у истоков уже советской разведки и контрразведки. Но, выяснилось, был еще один сослуживец у вышеупомянутых их превосходительств. Это некий генерал Степанов. По свидетельству бывших генерал-лейтенантов царской, а затем генерал-лейтенантов РККА Потапова и Николаева, Степанов был одним из самых знающих и опытных работников разведки. Он, этот Степанов, не перешел на сторону красных, но, против ожидания, не перешел и к белым, тем не менее во время Гражданской войны его появление было отмечено и на юге, и на севере России. Отметили его появление и у Колчака в Омске. И это было еще не все. Во время подготовки ликвидации Троцкого и еще до этого через третьих лиц до советской разведки неизвестными доводились сведения о деятельности русской эмиграции. Логика такой благожелательности оставалась непонятой. Сначала это воспринималось как провокация, но качество информации было таково, что пренебрегать ею становилось просто глупо. Особенно ценной была информация о передвижениях, связях и переговорах Троцкого. Создавалось впечатление, что неведомый источник информации питает к нему личную неприязнь. И Потапов, и Николаев были убеждены, что за всем этим стоит вышеупомянутый Степанов. Как профессионалы, они уловили знакомый почерк и не уставали говорить руководителям сначала ЧК, затем ОГПУ и НКВД, что за многими загадочными происшествиями за рубежом угадывается рука не менее загадочного Степанова. Был даже случай вопиющий. Во время проведения знаменитой операции «Трест», ставившей своей задачей разгром одной из ветвей белогвардейской эмиграции и устранение с политической арены знаменитого Бориса Савинкова, так же ненавязчиво дали понять, что об этих планах известно и что не против этих планов. Кто был за ликвидацию Савинкова, так и не выяснили. Потапов не сомневался в причастности Степанова, который до и во время революции буквально организовал охоту за Савинковым и Троцким, но не успел довести начатое дело до конца. Наконец произошел случай, привлекший к себе особое внимание. ВЧК использовала в качестве консультанта бывшего шефа жандармов генерала Джунковского. Так вот Джунковский установил связь со своими еще дореволюционными источниками. С кем? Он не оставил документальных отчетов, но все были уверены, что со Степановым, с которым давно дружил. И вот именно у этого Степанова был в подчинении молодой, крайне одаренный различными способностями офицер с замечательной фамилией Мирк-Суровцев, с которым несколько минут назад Судоплатов беседовал.

* * *

Час спустя, переодевшись в форму сотрудника НКВД, с двумя ромбами в петлицах, с орденами Красного Знамени и Красной Звезды на груди, стройный и молодцеватый Судоплатов вошел в кабинет Берии.

Берия уважал своего заместителя и с ревнивым вниманием относился к нему. Наркому импонировало то, что Судоплатов был молод, умен и хорошо образован. Знал немецкий язык. А один замечательный факт на долгие годы расположил наркома к своему заму! После ареста и расстрела предыдущего наркома Ежова и приближенных к нему сотрудников во многие осиротевшие кабинеты пришли новые люди. Принимая дела своего предшественника, Судоплатов обнаружил в его сейфе досье на себя. Досье было явно расстрельного характера, распухшее от доносов и рапортов. Он явился к наркому и положил ему на стол найденную папку. Берия долго в присутствии Судоплатова читал. Это время показалось новому заму вечностью. Затем, закрыв папку, нарком долго и пристально, по своему обыкновению высоко закинув голову, смотрел через легендарное пенсне на своего подчиненного. Наконец придвинул досье к Судоплатову со словами:

– Забери и сожги. Иди работай! Стой! Сам читал?

– Так точно.

– Иди!

После ухода Судоплатова Берия сидел и размышлял о том, что стоит за этим поступком. «Простая глупость? Можно, конечно, предположить, что это хитрый, умный ход». Он склонился к тому, что это молодость и неопытность в интригах. А еще вера ему – новому наркому. Тут же потянулся к настольному календарю и сделал одному ему понятную запись: «Посмотреть, как поступят другие». Берия был уверен, что и другие сотрудники, назначенные вместо репрессированных, обнаружат подобный компромат на себя. Ни один из сотрудников с таким делом к нему не обратился. Такие вещи Берия умел запоминать – и запомнил.

Репрессии прошли даже по агентурной сети во всех зарубежных странах. Дело дошло до того, что разведчики отзывались на родину и уничтожались. Или же отправлялись в лагеря. Опасность такого положения дел понимал и сам Сталин. Он не верил никому, но понимал, что даже неверие и подозрительность нуждаются в подпитке информацией, а поток этой информации уже грозил иссякнуть. Не далее как месяц назад он неожиданно даже для ко всему привыкшего Берии вдруг спросил: «А как поведет себя белая эмиграция, напади на нас завтра Гитлер?» Казалось бы, очевидный ответ не мог устроить хозяина страны. «Разберитесь и доложите», – попрощался Сталин традиционной фразой. Вот теперь и «разбирались». Теперь Берии и его новым замам приходилось налаживать работу, состояние которой было плачевным.

– Присаживайся, дорогой, – после дружеского рукопожатия пригласил Берия, обычно более строгий к другим подчиненным. – Вот тут для тебя докладная записка. Возьмешь к себе, там и почитаешь. Товарищ Сталин как в воду глядел, – с легким неистребимым кавказским акцентом произнес он чисто русское выражение.

Берия взял себе за правило, как и сам товарищ Сталин, коллекционировать в своем лексиконе подобные речевые обороты. Образность русской речи облегчала общение и создавала у окружающих стойкое впечатление, что нерусский человек владеет русскими проблемами ничуть не хуже русских, которые пренебрегают богатством родной речи.

– Так получается, что наши белогвардейцы грызутся как собаки между собой. Краснов Деникина ругает. Деникина с Шульгиным мир не берет. Шкуро с Дутовым враждует, – продолжал Берия. – Почитаешь, мы еще поговорим. У хохлов, после того как ты хлопнул Коновальца, полный разброд. – Берия ткнул в орден Красного Знамени на груди Судоплатова. – Хорошо сработал. Молодец!

Операция по ликвидации лидера украинских националистов Коновальца во многих отношениях была примечательной. Спланировал и осуществил ее Судоплатов. Акция проводилась и осуществлялась в обстановке особой секретности. Даже границу Судоплатов несколько раз переходил нелегально, рискуя получить пулю от советских пограничников. Но самое примечательное то, что способ уничтожения подсказал сам глава Советского государства. После доклада в Кремле Сталин, узнав, что Коновалец испытывает слабость к хорошему шоколаду, предложил подложить в коробку конфет, которые часто тому преподносили в подарок, бомбу. Применение яда он посчитал не столь эффективным и не столь эффектным способом убийства. Так и хочется сказать, что Иосиф Виссарионович тряхнул стариной, вспомнив свою террористическую, бомбометательную юность. Воспоминание удалось на славу! Коновальца разорвало в клочья, а способ ликвидации позволил исполнителю скрыться, когда, примени он пистолет, была бы реальная опасность попасть в руки германской полиции. Поскольку ни при каких обстоятельствах попадать в руки немцев Судоплатов не имел права, он до конца жизни был благодарен Сталину за то, что тот спас ему жизнь, предложив использовать именно взрывное устройство. После этой операции произошел карьерный взлет в судьбе разведчика.