Волки и волчицы - Андрей Ветер Страница 15

Мир кино жесток, беспощаден, коварен. Один съёмочный день может изменить всю жизнь. Смелость и решительность разрешается только людям особо одарённым и уже прославившимся, все остальные обязаны проявлять исключительную покладистость, терпимость, а то и льстивость. Актёрам это известно лучше всех, и они, обступив Гусейнова, играли роль любящих детей, играли талантливо, убедительно.

От их компании отделилась Маша. Алексей обратил внимание на её богатое вечернее платье до пола. Коротковолосая, она совсем не была похожа на женщину с шикарными чёрными кудрями, уложенными в высокую патрицианскую причёску.

«Она очень современна, в ней нет ничего античного, абсолютно ничего, — подумал Кирсанов. — Не пойму, как я решился взять её на роль Антонии? Как нам удалось превратить её в совершенно другого человека?»

Её ладная фигура, обтянутая тёмно-синей тканью, смотрелась удивительно привлекательно, и Алексей впервые спросил себя, почему между ним и Машей ничего не произошло за время съёмок и почему он, не раз разглядывая её обнажённое тело на площадке и прикасаясь к нему, чтобы помочь актрисе выстроить безукоризненно точные движения, так и не зажёгся страстью к этой красивой молодой женщине. Сейчас, окинув свежим взглядом её бёдра, плечи, шею, он словно впервые разглядел в ней объект желания.

Режиссёр улыбнулся своим мыслям.

Маша вела за руку светловолосую девушку, одетую в джинсы и белую мужскую рубаху.

— Добрый вечер, Алексей Петрович, а вот и подруга, о которой я вам говорила. Помните? Её зовут Наташа.

— Добрый вечер.

Подруге, которую привела Маша, было лет двадцать, не больше. Она смело взяла его за руку и сказала:

— Я страшно рада, что Машка притащила меня сюда. Я вас обожаю, Алексей Петрович!

— Прямо-таки обожаете? Что ж, очень мило с вашей стороны, Наташа. Мне очень лестно, — Кирсанов засмеялся.

— Лестно? Разве вас не донимают поклонницы? — тепло излучала не только её рука, тепло исходило от всего её тела.

— Сейчас принято любить артистов, — ответил он. — Режиссёры находятся в тени кинозвёзд. Скажу вам по секрету: тень эта почти непроглядная.

— Вы ошибаетесь.

— Мне так кажется. Особенно это касается режиссёров вроде меня.

— А я вас обожаю, — повторила девушка. — И я рада, что могу в этом признаться. Я вообще не понимаю тех, кто критикует ваше кино. Вы для меня знаете что? Вы для меня почти всё!

Он улыбнулся и ощупал глазами её юное тело.

— А почему «почти»?

По её лицу скользнула улыбка. Наташа посмотрела на Кирсанова, и в её взгляде мужчина прочёл происходившую в ту минуту борьбу отчаянного нахальства с женской природной стыдливостью.

— Почему «почти»? — переспросила девушка. На розовых губах вновь заиграла улыбка. Похоже, нахальство одержало верх, но Наташа на всякий случай понизила голос, заставив его звучать очень доверительно: — А вы не будете смеяться надо мной?

— Зачем мне смеяться над вами? Вы такое прелестное создание. Ваше прямодушие восхищает меня.

— И не станете презирать меня, даже если я скажу то, что считается вольностью? Может, даже недопустимой вольностью?

— Нет. Презирать не стану.

— Так вот: у меня не было с вами любовной связи! Без неё вы не можете стать для меня целиком и полностью всем. Понимаете? Я же не знаю вас как мужчину.

— Это смелое заявление, — серьёзно ответил Кирсанов после некоторой паузы. — А про мой возраст вы забыли?

— Какое значение имеет возраст? Вы же фильмы делаете для всех, а не для тех, кому за сорок. Почему я имею право любить ваши картины, но не вправе любить вас самого? Ответьте мне. Не молчите, отвечайте!

Она говорила спокойно, без нервной дрожи в голосе, без преувеличенного восторга.

— Если вы мне откажете, я не обижусь, — проговорила Наташа, глядя на него снизу вверх.

— Откажу? В чём?

— В любовной связи.

— Так вы, оказывается, не абстрактно рассуждаете, а предлагаете мне заняться с вами сексом?

Она кивнула. Она не выглядела шлюхой и не была похожа на одуревшую от восторга девчонку, сгоравшую от желания отдаться своему кумиру. Нет, она была нечто особенное. И Алексей не знал, как ответить. Перевести всё в шутку или поцеловать её в губы прямо здесь, у всех на глазах?

Он заметил, что продолжал держать в левой руке бокал с шампанским. Он сделал маленький глоток и предложил бокал Наташе. Она отпила, наклонив голову к руке Алексея. Он увидел её затылок, прихваченные небрежно волосы и обнажённую шею. Девушка отстранилась от бокала и выжидательно посмотрела на режиссёра.

— Вы же не хотите, — проговорил он медленно, — чтобы мы ушли отсюда прямо сейчас?

— Не обязательно. Я с удовольствием дождусь конца банкета. Здесь же кругом люди, которые делают с вами кино. Мне это очень интересно. Незнакомый мир, незнакомая атмосфера. Мне всё здесь кажется именно таким, каким должен быть богемный мир, но вместе с тем здесь нет ничего нового. Тут точно так, как везде. В студенческих общежитиях тоже так, только размах иной, помельче…

Постепенно становилось шумнее. Скрипачи вскоре отложили инструменты и ушли. Задребезжала ритмичная электронная музыка. Наряженные в римские туники девушки бродили, пританцовывая, среди гостей, приковывая к себе взгляды охмелевших мужчин. Изредка сквозь общий гам слышалось, как где-то разбивалась рюмка. Ближе к ночи многие пошли в бассейн, громко хохоча и раздеваясь на ходу.

— Ну вот, теперь можно спокойно уходить, праздник завершился, началось распутство, — сказал Алексей, подойдя к Наташе. — Или вы хотите поближе познакомиться с римскими оргиями?

— Думаю, что у вас в фильме всё будет выразительнее.

— Хочу надеяться на это, — Алексей взял девушку за руку. — Мне кажется, что я вполне дозрел до поцелуя.

Она подняла к нему лицо, светлое, гладкое, чистое, и он оцепенел от пронзившего его чувства любви к этому лицу.

— Я бы отдал жизнь за то, чтобы это чувство никогда не покидало меня, — шепнул он.

— Какое чувство? — шёпотом спросила она.

— То, которое проснулось сейчас во мне. Острое и сладкое. Нежное и могучее. Пожирающее меня всего. Я не знаю, что это за чувство.

Он взял её лицо в свои ладони и прикоснулся ртом к её блестящим губам.

— Поехали отсюда, — сказал он.

Когда они подъезжали к дому, Алексей едва сдерживал душившее его желание наброситься на девушку и смять её в объятиях. Едва закрылась за спиной дверь, как они оба стали торопливо срывать с себя одежду, перебивая себя жадными поцелуями, распаляя друг друга прикосновениями горячих языков, громко дыша.

После нескольких стремительных натисков Алексей на некоторое время успокоился, но всё же продолжал прижиматься бёдрами к раздвинутым ногам Наташи. Он был оглушён её молодостью и нежной страстью. Желание вновь и вновь возвращалось к нему.