Клеопатра, или Неподражаемая - Ирэн Фрэн Страница 13

В вечер свадьбы новый муж принял не практиковавшуюся ранее меру предосторожности: прежде чем взойти на ложе со своей сестрой, он приказал убить ее сына от первого брака, то есть собственного племянника. Племянниц, правда, он пощадил — они обе, как и их мать, носили имя Клеопатра. Вдова, стиснув зубы, легла в постель со своим вторым братом и мужем. По прошествии должного срока она родила ему мальчика; однако ее муж-тиран, почти карлик, который, несмотря на свою тучность, не стеснялся носить прозрачные одежды, к тому времени уже увлекся младшей из своих племянниц. И очень скоро обрюхатил девчонку. От этого нового инцеста появились на свет дети — два мальчика и три девочки; последних, опять-таки, назвали Клеопатрами.

Писцы растерялись. Они пытались, по крайней мере, как-то различать представительниц первого поколения, входивших в правящее трио, которое являло собой одну семью и было связано отношениями тройного инцеста. Однако даже в священном языке не нашлось ни слов, ни иероглифических знаков, которые позволили бы разобраться в этой путанице, ясно описать ситуацию, когда сестра царя одновременно является его первой женой, а его племянница, дочь этой самой женщины, становится его фавориткой и матерью его детей. В конце концов, совершенно отчаявшись, писцы прозвали первую из женщин «Клеопатрой-Се-строй», а вторую — «Клеопатрой-Супругой».

Тирану не понадобилось прилагать никаких усилий, чтобы восстановить дочь против матери: их отношения ухудшались сами собой, по мере того, как юная наложница государя рожала ему все новых и новых девочек, которые все без различия получали имя Клеопатра. Уже так много расплодилось этих маленьких змей, готовых кусать и убивать друг друга.

Однако царица-мать не сложила оружия и продолжала мечтать о всей полноте власти. Клеопатра против Клеопатры: обе женщины обладали равными силами, и дочь прекрасно знала, что ее мать и соперница преследует лишь одну цель — свергнуть ее, младшую царицу, с престола и править вместе со своим сыном-марионеткой, которого она родила после ночей, проведенных с их общим мужем. Царица-мать сумела-таки осуществить свои планы: в результате ее искусных интриг жители Александрии штурмом взяли дворец проклятой пары под крики «Смерть Пузырю!» — такое прозвище дал народ тирану взамен прежнего громкого титула «Благодетель» (Эвергет), потерявшего всякий смысл с того дня, когда царь начал преследовать и подвергать пыткам поэтов, ученых и иудеев (одного литератора, например, живьем замуровали в свинцовом гробу за то, что он сочинял песенки об инцестуальных подвигах своего господина).

В то время когда полыхал его дворец, царь бежал на Кипр, прихватив с собой свою Лолиту и целый выводок сыновей и маленьких Клеопатр. Царица-мать, хотя и была превосходным стратегом, допустила одну ошибку: она плохо смотрела за собственным сыном — марионеткой, которая, по ее планам, должна была вскоре разделить с ней престол; она ни на миг не могла вообразить, что ее бывший муж, некогда убивший ребенка своего брата, способен поднять руку и на порождение собственной плоти.

Однако для Лагидов не существует никаких препятствий. Тучный макиавеллианец похитил ребенка и немедленно приказал его обезглавить. Но даже это не утолило его жажду мести. Он взял голову своего сына, уложил ее в подходящий по размеру ларец (самый роскошный из тех, что удалось отыскать) и отправил матери в подарок ко дню рождения — другие историки рассказывают, что он с удовольствием лично расчленил труп, как расчленяют туши забитого скота, и послал царице-матери большой ящик, набитый останками сына.

Как легко вообразить, дальше последовала гражданская война. Предательства, интриги, злодеяния умножались с каждым днем. «Эти враги столь же непримиримы, как масло и вода», — философски комментировали происходящее александрийцы. В конце концов царице-матери пришлось бежать, но ей хватило хладнокровия, чтобы вывезти всю царскую казну, и благодаря этому она вскоре начала переговоры о своем возвращении. Несомненно, устав от авантюр, все трое договорились о том, что будут снова делить власть, лицемерно поддерживая видимость согласия.

Последней радостью для несгибаемой царицы-матери стало то, что ее брат, супруг и смертельный враг отошел в мир иной на несколько месяцев раньше, чем она сама; она была вправе гордиться тем, что правила дольше, чем он, ибо делила трон еще со своим первым мужем: из семидесяти лет ее жизни пятьдесят семь она находилась у кормила власти и все это время почти непрерывно плела интриги. С другой стороны, жизнь щедро одарила и покойного тирана: из своих заговоров и убийств он извлек все жестокие и утонченные удовольствия, каких жаждала его натура, — если не считать того, что ему не удалось уничтожить свою первую жену. Прежде чем испустить дух, старая мегера еще успела порадоваться завещанию Пузыря: обожавший, как все Лагиды, дарить отравленные подарки, он предоставил Клеопатре-Су-пруге самой решать, кто из ее детей мужского пола станет новым царем. Эта молодая карга всегда отдавала предпочтение своему младшему сыну — ну а царица-мать, само собой разумеется, поддержала старшего, тоже претендовавшего на престол; братья, которых две гарпии стравливали с самого раннего детства, уже ненавидели друг друга так, как умели ненавидеть только в их семействе, — превращая свою ненависть в точную науку.

* * *

И в следующем поколении все началось сначала: альянсы, контр-альянсы, неожиданные повороты, театральные эффекты — потому что еще одной фамильной чертой Лагидов был удивительный талант к повторению мстительных чувств, преступлений и ошибок предыдущего поколения. Разве что к ним добавлялись какие-то новые пикантные частности. Так, описанный выше змеиный клубок еще более запутался из-за того, что Клеопатра-Супруга женила своего младшего сына на одной из трех рожденных ею Клеопатр. На этот раз инцест дополнился настоящей любовью; однако молодая пара делала робкие попытки добиться независимости — особенно дочь, которая вовсе не желала возобновления практики тройственного правления. Это привело мать в ярость, она разлучила влюбленных голубков и насильно женила сына на второй его сестре, Клеопатре-Луне (Клеопатре Селене), которую он не любил. Между тем старший из сыновей, которого всё отстраняли от власти, задумал создать заговор против своей мужеподобной матери. Однако последняя хорошо знала все хитрости царского «ремесла»; она поняла, что сын собирается подослать к ней убийцу. Правда, она невольно сняла с себя маску раньше, чем сумела причинить ему вред, и чудом успела спасти свою шкуру. Она погорячилась, и сын ее тоже — что ж, теперь он успокоится. Она сочла свое положение достаточно прочным, вновь зажала младшего в железном кулаке и вознамерилась править отныне вместе с ним — но тут этот волчонок почувствовал, что у него выросли клыки, и, в свою очередь, попытался от нее избавиться. И на этот раз инстинкт новой царицы-матери помог ей предугадать враждебный маневр; однако она удовлетворилась тем, что удалила своего любимчика от двора — она просто не могла себе представить, что он способен всерьез покуситься на ее жизнь. Для нее подобная доверчивость кончилась плохо: именно младший ее и убил.

Три ее дочери, Клеопатры, в девичестве ничем себя не запятнали. Старшая из них, в досаде на то, что ее вырвали из постели брата-возлюбленного, бросилась на шею полусумасшедшего сирийского царевича, который проводил дни, управляя гигантскими марионетками, а по ночам охотился. Но она, жившая лишь чувством омерзения, которое испытывала по отношению к матери и младшим сестрам, не обращала на это внимания и целиком отдалась своим темным страстям. Более всего она желала погубить самую младшую из сестер, Клеопатру Великолепную (Клеопатру Трифену), которая вышла замуж за союзника матери, сирийского царевича. Вопреки своему сияющему прозвищу, младшая сестра не уступала старшей в злопамятности; и их взаимная ненависть, желание уничтожить друг друга очень скоро превзошли все аналогичные страсти, бушевавшие в предыдущих поколениях…