Правда о Первой Мировой войне - Бэзил Генри Лиддел Гарт Страница 12

На второе место вышли русские генералы. Россия тоже была страной военных посредственностей. Там известие об объявлении войны Австрией вызвало решительную перемену. До тех пор Сазонов держал генералов в руках, теперь и он начинает поддаваться неизбежному, соглашаясь на проведение частичной мобилизации войск только на австрийском фронте. Генеральный штаб возражает, что «по техническим причинам» это невозможно, и настаивает, что лишь объявлением общей мобилизации можно избежать ломки всей военной машины России.

Не желая сдаться на эти доводы, но и не пытаясь разбить их, Сазонов идет на компромисс. На подпись царю подготовлены два указа: один – для частичной, а другой – для общей мобилизации. Выбор предоставляется царю – министры ни на чем определенном не остановились.

Генеральный штаб решительно стоит за второй указ.

Наутро начальнику мобилизационного отдела штаба вручают приказ об общей мобилизации, уже подписанный царем, и начинается обход министров для получения их подписей, чтобы приказ мог вступить в силу. Одного из министров не удается найти до вечера. За это время германский посол около 6 часов вечера посещает Сазонова и передает ему ноту Бетман-Гольвега, в которой написано: «Если Россия продолжит подготовку к мобилизации, то Германия объявит мобилизацию, а мобилизация означает войну». Нота передана с заверениями, что это «не угроза, а дружеский совет». Сазонову нота кажется скорее угрозой, запрещающей, видимо, и частичную мобилизацию против Австрии. Противодействие Сазонова пылкому русскому Генеральному штабу слабеет. После совещания с начальником генерального штаба Янушкевичем он соглашается на общую мобилизацию и получает на это одобрение царя.

Перейдем теперь к Берлину.

Там чувствовалось то же нервное напряжение, и фактически происходила та же борьба воль. Кайзер и его политические советники были серьезно встревожены тем, что поступок Австрии представит виноватой стороной и Германию, а это будет стоить ей поддержки Италии, одновременно восстанавливая противнее и Британию. Поэтому требование генерального штаба о немедленной мобилизации отклоняется, и поздно вечером Бетман-Гольвег видится с британским послом.

Бетман-Гольвег пытается сторговаться – купить британский нейтралитет, предлагая взамен согласие Германии не аннексировать каких-либо провинций Франции, «но он не может дать подобного же заверения относительно французских колоний». Посол говорит ему, что вряд ли Англия пойдет на такое предложение. В этом он оказался пророком. Предостережение Лихновского из Лондона, что британское общественное мнение крепнет, приводит кайзера к пароксизму бессильной ярости. Он царапает оскорбительные эпитеты об «английском фарисействе», называя Грэя «чистым плутом» – что звучит несколько странно, если вспомнить предыдущее предложение Бетман-Гольвега и то, что кайзер обзывает англичан «сворой мелких торгашей». Донесение Лихновского о новом предложении Грэем посредничества, наконец, вынуждает Бетман-Гольвега послать длинную телеграмму в Вену с увещеваниями Австрии не упорствовать и не отвечать на все отказом, иначе Австрия втянет Германию в невыгодную войну. Со своей стороны кайзер телеграфирует царю, сообщая, что он старается склонить Вену согласиться «действовать открыто, чтобы была возможность прийти к удовлетворяющему обе стороны соглашению»… Телеграмма эта скрещивается с подобной же соглашательской телеграммой царя. На нее отвечают второй телеграммой с предложением: «Было бы правильно австро-сербский вопрос передать Гаагской конференции… Доверяюсь твоей мудрости и дружбе». То обстоятельство, что кайзер пометил на полях телеграммы царя: «Вздор!», вызывает сомнение в искренности ответа кайзера. Но кайзер посылает и вторую телеграмму с призывом прекратить военные приготовления, «которые… ускорили бы катастрофу…». Эта телеграмма производит на царя сильное впечатление.

Около 10 часов утра царь звонит начальнику штаба и, несмотря на отчаянные протесты Янушкевича и заявления, что приказ уже отдан, предлагает ему его задержать, заменив приказом о частичной мобилизации.

Но Генеральный штаб, хотя и потерпел поражение, не был разбит. На следующее утро, чтобы вернуть свои позиции, штаб выставил новые тяжеловесные аргументы. Во-первых, делаются попытки приблизиться к царю, но царь, стараясь избежать давления, отказывается принять военного министра. Тогда Янушкевич добивается свидания с Сазоновым и убеждает его, что дальнейшее промедление с общей мобилизацией сломает организацию армии и отразится на безопасности России. Затем он утверждает, что частичная мобилизация создаст во Франции впечатление, что, когда грянет война, Россия не будет в состоянии помочь ей выдержать натиск Германии. Наконец, Сазонов, уже убедившийся в неизбежности войны, соглашается посетить царя этим же вечером. Царь, бледный и озабоченный, поддается успокаивающим заверениям Сазонова, что во всяком случае совесть его будет чиста, и соглашается на опубликование приказа об общей мобилизации. Сазонов, передавая Янушкевичу приказ по телефону, советует ему «исчезнуть на остаток дня» с целью предупредить возможные колебания царя.

Сазонов вначале пытается сохранить общую мобилизацию в секрете, не объявляя о ней ничего, но наталкивается при этом на технические трудности, и указ обнародуется утром следующего дня – 31 июля. В тот же день, но на несколько часов позже, отдается австрийский приказ об общей мобилизации. С этого момента «государственные мужи» еще продолжали посылать телеграммы (которые являлись уже ненужной порчей бумаги), но всем уже всецело завладела военная машина.

Именно 30 июля дело обстояло так не только в России. В 2 часа дня Мольтке, начальник германского Генерального штаба, послал сообщение австрийскому Генеральному штабу через австрийского военного атташе, указывая, что подготовительные меры России к войне