Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами - Майкл Р. Бешлосс Страница 12

Советы пестовали эту идею еще со времен Андрея Громыко — ортодоксального представителя старого мышления. Предполагалось, что такая конференция поможет Кремлю, представляющему интересы радикально настроенных арабских стран, в частности Сирии, Ирака и Ливии, решить арабо-израильские разногласия в нужном ему русле. Ни Соединенные Штаты, ни Израиль не были заинтересованы в осуществлении этой затеи Москвы.

Если Шеварднадзе надеялся на взаимную уступку, то его надежды не оправдались. Американцы четко сформулировали свою позицию: международная конференция станет помехой в проведении предложенных Израилем выборов, которые США считали единственным реальным путем к началу мирного процесса.

В конце дня Бейкер заметил своим помощникам:

— Нам незачем поощрять идею этой конференции. Рано или поздно она отпадет сама собой. Сомневаюсь, чтобы Шеварднадзе сам был ее горячим сторонником.

В тот вечер чета Шеварднадзе пригласила Джеймса и Сюзан Бейкер на ужин в свою элегантную, по московским стандартам, квартиру. Со стороны министра иностранных дел это было не просто желание отдать долг вежливости. Он видел, что во время официальных встреч ему не удается наладить контакт с подтянутым, деловым техасцем, который — как было известно — состоял в гораздо более близких отношениях с Бушем, чем Шульц с Рейганом.

Шеварднадзе знал, насколько сильно занимала Бейкера внутренняя политика США. А что если госсекретарь, вникнув во внутренние проблемы Советского Союза, станет более открытым и восприимчивым к дипломатическим устремлениям Горбачева.

Нанули Шеварднадзе показала Бейкерам дом. Ее гостей поразило, что она открыто выступала за независимость своей родины.

— Грузия должна быть свободной! — говорила она.

По сведениям Шеварднадзе, Бейкер обожал охоту на дичь на своем ранчо в Пирсолле, в штате Техас, и он преподнес государственному секретарю ружье двенадцатого калибра.

Они сели за стол, уставленный грузинскими блюдами — приправленная специями баранина и тушеные овощи, — которые запивали водкой и вином. Как только министр взялся за вилку, он отбросил старый запрет на обсуждение внутренних проблем с иностранцами. Во времена «холодной войны» советские государственные мужи опасались, как бы подобные признания не сделали их более уязвимыми для Запада. Шеварднадзе надеялся, что благодаря откровенному рассказу о трудностях, которые приходится преодолевать ему и Горбачеву, лед тронется, а может статься, государственный секретарь пойдет даже на некоторые уступки.

В мельчайших подробностях он описал хаос, царивший в советской экономике в 1989 году: мастера по ремонту требуют, чтобы с ними расплачивались водкой; таксисты вместо денег просят иностранные сигареты; государственные цены на хлеб такие низкие, что его скармливают свиньям; зерно гниет на полях. Он признал, что Горбачев и его коллеги недооценили некоторые проблемы, а за другие взялись не с того конца.

Бейкер был потрясен: с его точки зрения, одно не вызывало сомнений — Советскому Союзу не миновать денежной и ценовой реформ, причем провести их надо быстро.

— Не сочтите за дерзость, но я ведь был министром финансов первой в мире страны ни много ни мало три с половиной года, — ответил Бейкер, — и кое-чему научился, как в экономике, так и в политике.

Один из усвоенных им уроков заключался в том, что, если правительство намерено применить сильнодействующее и горькое на вкус экономическое лекарство, оно должно это сделать сразу, придя к власти, — тогда оно сможет обвинить своих предшественников во всех тяжелых последствиях. А потому Советам ни в коем случае нельзя откладывать реформу цен. Бейкер убеждал Шеварднадзе в необходимости добиться согласия своих коллег на «гласность среди военных».

— Опубликуйте свой оборонный бюджет, тогда, если вы объявите о его сокращении на четырнадцать или девятнадцать процентов, мы будем знать, с какого уровня вы его снижаете.

— Видите ли, мы бы и сами хотели получить эту информацию, — сказал Шеварднадзе. — И думаю, мы ее получим и обнародуем, так как нам наверняка придется говорить об этом на съезде народных депутатов.

Эта фраза, по мнению Бейкера, служила подтверждением тому, что Политбюро действительно избрало демократический путь развития, начало которому было положено мартовскими выборами. Возможно, в результате новых парламентских процессов советское правительство сумеет избавиться от диктата военных и старого пристрастия к засекреченности.

Бейкер предложил наладить официальный канал для «обмена» информацией и аналитическими материалами о внутренних событиях в обеих странах между подведомственными министерствами. На самом же деле таким образом Бейкер предлагал способ, воспользовавшись которым, Советы могли, не потеряв лица, получать от Соединенных Штатов рекомендации по проведению экономической реформы.

В конце вечера Бейкер с гордостью продемонстрировал фотографии своего нового ранчо площадью в полторы тысячи акров — с ручьем, где водится форель, и широкими лугами, — расположенного неподалеку от Пайндейла в штате Вайоминг. Но он потерял дар речи, увидев, как Шеварднадзе кладет фотографии в карман. Позже через Денниса Росса он передал Сергею Тарасенко свою просьбу:

— Пожалуйста, верните мне фотографии. Они у меня единственные.

На следующее утро Горбачев принял Бейкера с глазу на глаз в Екатерининском зале в Кремле, где он впервые встретился с Бушем в 1985 году. Кроме переводчиков, никого не было. Горбачев признал, что в советском руководстве имеются «разногласия» и «оказывается сопротивление» перестройке. События развиваются медленнее, чем мы предполагали, — продолжал он. — Возможно, сейчас мы переживаем самый трудный момент.

Бейкер попытался ободрить Горбачева:

— Я повторю вам и слова президента, и свои слова — мы не хотим, чтобы перестройка потерпела неудачу. Напротив, мы от души желаем ей успеха…

Бейкер и Горбачев оставались наедине примерно час, после чего в зал вошли их коллеги. Помощники Бейкера насторожились, увидев среди членов советской делегации одетого в военную форму маршала Сергея Ахромеева, прежнего начальника Генерального штаба, ныне — главного советника Горбачева по военным вопросам. Присутствие Ахромеева означало, что Горбачев собирается сделать очередное «далеко идущее» предложение по контролю над вооружениями.

Они не ошиблись. Горбачев подчеркнул, что важнейшей частью перестройки является сокращение советских вооруженных сил. Он и другие члены руководства решили пойти на этот шаг в одностороннем порядке, но ему будет легче убедить своих военных в необходимости подобной жертвы в случае достижения американо-советского соглашения о двустороннем сокращении военного потенциала.

Горбачев сообщил о том, что вскоре сделает заявление о сокращении Советским Союзом количества ядерных ракет ближнего радиуса действия в Восточной Европе на пятьсот единиц. Кроме того, Горбачев намеревался предложить ряд других уступок со стороны Советского Союза на венском Совещании по обычным вооруженным силам в Европе. Эти шаги продиктованы «конструктивным духом доброй воли». И не имеют под собой «никакой политической подоплеки».