Битва за Фолкленды - Саймон Дженкинс Страница 11

В те времена Министерство иностранных дел Аргентины находилось в руках юриста и бывшего посла в Чили по имени Никанор Коста Мендес. Энергичный коротышка, придерживавшийся космополитических взглядов, обожавший английские костюмы и хорошеньких женщин, Коста Мендес любил порисоваться своим мастерством эксперта в международных отношениях. (Ему даже случилось побывать приглашенным лектором в колледже Сент-Энтони, в Оксфорде.) И все же в политике он был определенно консерватором и националистом. В попытке отстоять территориальные претензии Аргентины к Чили и Британии он видел способ сплочения нации и противовес социальной привлекательности перонизма. При Коста Мендесе притязания Аргентины на Фолклендские острова заняли прочное место на политической повестке дня страны, перестав быть просто лозунгом. К тому же шумиха вокруг спорных территорий выступала в роли фактора отвлечения внимания населения от трудностей и неурядиц на домашнем фронте. Затеи Мендеса провести в жизнь свои концепции очень удачно вписывались в рамки спора из-за Фолклендских островов. В начале 1966 г. Коста Мендес создал в Буэнос-Айресе Institute y Museo Nacional de las Islas Malvinas y Adjacencias ^[31] — отголосок Института Антарктики. Так был возрожден перонистский комитет по возвращению Мальвинских островов. Удалось даже заручиться поддержкой англо-аргентинской общины: виднейшая ее фигура, сэр Джордж Болтон из Лондонского и Южно-американского банка, сказал Майклу Стьюарту в ходе визита последнего, что вопрос этот «гноящаяся рана» во взаимоотношениях между двумя странами.

Затем в июле 1966 г. последовала серия встреч в Лондоне между высокопоставленным дипломатом Министерства иностранных дел, Генри Холером, и чиновником из посольства Аргентины, Хуаном Карлосом Бельтрамино. Как и все аргентинские дипломаты в Лондоне, Бельтрамино был (и оставался) экспертом в области Фолклендских островов. Холер же оказался новичком в этом деле, которое ему поручили после службы в Европе и работы послом в Сайгоне. На всем протяжении многолетних переговоров лица, официально уполномоченные вести их со стороны Аргентины, являли собой относительно целостную и обладавшую должным знанием вопроса команду. Мало кто из британских представителей занимался данной темой более двух лет. «Чей же режим прикажете считать стабильным?» — пробормотал кто-то из аргентинцев, увидев очередного незнакомца напротив себя за столом переговоров.

Совещания Холера и Бельтрамино проходили в обстановке секретности и, как можно с известной долей уверенности утверждать, подразумевали в итоге передачу суверенитета над спорными территориями Аргентине. В данном случае главная озабоченность для Британии относилась к области защиты прав и обычаев населения островов и — гарантий развития тамошней экономики. Действительность самым явным, если не сказать грубым образом напомнила о сложности и деликатности вопроса обеим сторонам, когда в сентябре 1966 г. группа вооруженных юнцов-перонистов попыталась «взять вожжи» в свои руки. Парни захватили «Дакоту» ^[32] над Патагонией, полетели в Порт-Стэнли, приземлились на ипподроме (взлетно-посадочной полосы там тогда еще не было) и «арестовали» двух британских должностных лиц, пытавшихся вступить с ними в переговоры.

Группа именовала себя движением «Новая Аргентина». Предприятие ее, получившее кодовое наименование «Операция Кондор», вместо трагедии обернулось фарсом: самолет завяз в топком песке, а участников акции окружили британские морские пехотинцы. Позднее группу отправили в Аргентину. (Ее вожак в итоге был убит в качестве одного из активистов перонистской террористической организации «Монтонеро».) Весьма показателен тот факт, что перонистская конфедерация профсоюзов провозгласила угонщиков самолета национальными героями и угрожала начать двадцатичетырехчасовой забастовку, если их подвергнут наказанию. Коста Мендес был крайне поражен глупой выходкой аргентинцев посредине вполне мирного, как считали все, переговорного процесса.

Однако происшествие продемонстрировало поразительную уязвимость островов перед нападением с континента. В прошедшем апреле Денис Хили заявлял, что «защита островных территорий в Атлантическом, Индийском и Тихом океанах всегда может быть обеспечена из наших основных ареалов развертывания». В случае Фолклендских островов соответствующим регионом базирования стал бы Саймонстаун в Южной Африке. Однако продолжавшееся отступление из района к востоку от Суэцкого канала вызывало большие сомнения в будущем базы, хотя даже и при ее сохранении требовалась неделя, чтобы преодолеть по морю расстояние от Саймонстауна до Порт-Стэнли. А если аргентинцы не захотят предупреждать о своих намерениях за неделю? Единственным вещественным ответом стало увеличение дислоцированного на островах крохотного «сторожевого» контингента Королевской морской пехоты до сорока человек и усиление его технически за счет аппарата на воздушной подушке (позднее сломавшегося). К тому же по мере надобности — если таковая возникнет — представлялось возможным переориентировать в район островов находящиеся где-то поблизости военные корабли. Хотя такими средствами полномасштабного вторжения и не остановить, наличие отряда морских пехотинцев обещало, по крайней мере, не оставить совершенно безнаказанной любую попытку вторжения. К тому же, в особенности в свете проходивших под эгидой ООН переговоров, считалось, что аргентинцы не отважатся на силовую акцию подобного рода.

***

К сентябрю 1967 г. переговоры вышли на уровень министров внешнеполитических ведомств, и вот в Нью-Йорке состоялась встреча между Коста Мендесом и новым британским министром иностранных дел, Джорджем Брауном. Наблюдатели отметили некоторую неуверенность Брауна в рассматриваемых вопросах, а его инстинктивный энтузиазм нашел ответ в более расчетливой дипломатии Коста Мендеса. Получил признание фактор важности мнения островитян, и прежде подчеркнутый лордом Карадоном в ООН. Британцы намеревались выиграть раунд с вопросом устремлений населения островов за счет демонстрации преимуществ, каковые сулили ему связи с континентом. Аргентинцы с огромной готовностью изъявляли желание предоставить жителям гарантии неприкосновенности их обычаев и уклада жизни. Они же добивались суверенитета, а не колонизации. Встречи продолжались — продолжалась и выработка различных версий соглашения.

Переговоры шли уже два года, а никто до сих пор не проронил о них ни слова парламенту (если не считать короткого «письменного замечания по делу»), как не знали ничего и в Порт-Стэнли. Политика Министерства иностранных дел состояла в выработке удовлетворительного пакета гарантий и экономических выгод, дабы преподнести все жителям островов в удобоваримой форме, — максимум плюсов и минимум минусов. Осознавая секретность процесса, должностные лица с обеих сторон стремились избежать гласности «до тех пор, пока министры не будут готовы». Такое положение не могло сохраняться бесконечно. Губернатором островов в те времена являлся сэр Космо Хаскард — последний из чиновников, назначенных на эту должность Министерством по делам колоний накануне своего поглощения МИД. Он приехал в Лондон, узнал о переговорах Коста Мендеса и Брауна и получил разрешение информировать свой совет, но под клятву сохранять секретность. Необычайная молчаливость Хаскарда по возвращении в Порт-Стэнли в феврале 1968 г., вполне понятно, вызвала всеобщую тревогу.