Заговор против террора - Алекс Маркман Страница 11

— Может, переходил дорогу? — неуверенно возразил Кирилл. С логикой Шигаловича было трудно не согласиться.

Биолог наигранно рассмеялся.

— Чтобы знать, переходили они дорогу или нет, нужно бы сначала узнать, откуда они возвращались. А вот до такого места следствие не докопалось. Знаете, Кирилл, я ведь был в Минске недавно и специально пошел поздним вечером на улицу, где их раздавил грузовик. На этой улице с наступлением темноты практически нет движения транспорта, и пешеходов на ней не увидишь. Может, одна-две машины проедут за весь вечер. Как могло случиться, что они не заметили приближающийся грузовик на пустой дороге? Вы ведь знаете, как громко грузовик тарахтит. Его за версту услышишь.

— Быть может, на этой дороге было мало машин, когда вы там были, — продолжал возражать Кирилл. — Ведь не стояли же вы целый вечер на этом месте, чтобы считать машины?

— Разумеется, нет, — согласился Шигалевич. — Но достаточно вспомнить, что трупы пролежали всю ночь, их припорошило снегом, а наутро, когда рабочие по дороге на работу обнаружили их, на дороге все еще не было машин. Представляете, какое там интенсивное движение? Да что говорить! Масса подобных обстоятельств просто кричит о том, что никакой случайной автокатастрофы не было. Однако не будем об этом. Надеюсь, вы понимаете, что мои соображения о Михоэлсе не для печати. И даже не для передачи в устном виде.

— Конечно, конечно, — поспешил согласиться Кирилл. Он тут же решил, что сдержит слово и опустит в своем оперативном отчете эту часть разговора. — Все это очень интересно. Я никогда об этом не задумывался. — Кирилл говорил правду. Ему и в голову не приходило, как много обстоятельств гибели Михоэлса являются подозрительными. Ему казалось, что высокое начальство МТБ продумало убийство до мелочей… — Не понимаю, — продолжал он, — кому это понадобилось? И зачем?

Тут Кирилл не кривил душой. Подобные вопросы, как злые слепни, атаковали его время от времени, и избавиться от них никак не удавалось. Шигалевич умел мыслить ясно и логично. Быть может, он знает ответы на эти вопросы?

— Довольно о Михоэлсе, — устало проговорил Шигалевич, поднимаясь. — Мне нужно успеть на встречу.

— Я рад был с вами познакомиться, — сказал Кирилл и встал, чтобы пожать протянутую руку. — Надеюсь, как журналист, услышать от вас много интересного. У меня даже появилась мысль побольше узнать об обстоятельствах гибели Михоэлса. — Мысленно, про себя, он добавил: не об обстоятельствах, а о причинах. Обстоятельства ему были известны лучше, чем кому-либо другому.

Не думал, не гадал он в тот момент, что судьба уже уготовила ему не только возможность узнать правду, но и поплатиться за это.

— Вы думаете, что сможете докопаться до истины? — спросил Шигалевич, скептически улыбнувшись. Не оставив Кириллу возможность ответить, он посоветовал по-отечески: — Оставьте это, Кирилл. Не рискуйте своей работой, а может быть, судьбой. Мы живем в тяжелые времена.

Шигалевич и Циля Наумовна ушли, оставив Кирилла и Софу одних. Девушка молчала, отвечая на его взгляд приветливой улыбкой.

— Почему Шигалевич сказал, что журналистика — одна из древнейших профессий? — спросил Кирилл. — Ведь эта профессия — одна из самых молодых на земле. Она появилась с тех пор, как появились газеты.

Софа беззаботно рассмеялась.

— Шигалович имел в виду войну, преступления и проституцию, — ответила она, метнув на него озорной взгляд.

— Понял, — обиженно сказал Кирилл.

— Не сердитесь на него, — попросила Софа, приводя в порядок бумаги на столе. — Он замечательный человек. Я уверена, что он не хотел вас обидеть.

— Можно вас проводить до дому? — спросил Кирилл.

До моего дома отсюда минут двадцать пешком, — сказала Софа, но в ее тоне не чувствовалось отказа.

— Это даже лучше, — сказал Кирилл. — У нас будет больше времени поговорить.

Софа заперла дверь на ключ и вывела его из здания. На улице пахло талым снегом и приближающейся весной.

— Как чудесно на улице! — с восторгом проговорила Софа, щурясь от яркого мартовского солнца. — Люблю я такие дни, предвестники весны. Снег еще лежит, но не искрится, и солнце уже согревает. Правда? — она заглянула ему в глаза снизу вверх, кокетливо и выжидающе. Ее интерес к нему был настолько явным, что Кирилл на секунду смутился. Чтобы отвлечь ее внимание, он указал пальцем на лоток с румяной продавщицей в деревенском платке и спросил:

— Не хотите мороженое?

— Обычно я мороженое зимой не ем, — сказала она со смешком и тронула его за рукав. — Но сейчас сделаю исключение.

— Два брикета, — попросил Кирилл, протягивая продавщице мелочь. Продавщица вырезала из белой массы круги в форме хоккейной шайбы, зажала их такого же размера кругами вафель, и подала Кириллу.

— Кушайте на здоровье.

— Не мы одни едим мороженое зимой, — сказал Кирилл, кивая на стайку девушек, с веселым щебетанием окруживших продавщицу.

— Вы правы, Кирилл, — согласилась Софа с наигранной серьезностью. — Я на эту тему читала статью английского журналиста, напечатанную за год до начала войны. В ней он утверждал, что если Германия нападет на Советский Союз, то она наверняка потерпит поражение, потому что советский народ вынесет любые невзгоды. Журналист клялся, что, будучи в Москве в январе, лютой зимой, он лично видел, как люди едят на улице мороженое. «Разве можно такой народ сломить?» — спрашивал он, — Софа засмеялась и опять сделала ему глазки.

— Расскажите мне о себе, — попросил Кирилл.

— Ничем не примечательная биография, — отозвалась она будничным тоном. — В 17 лет закончила школу и поступила в мединститут. Это было в 1942 году. Тогда еще нас принимали везде. — Она метнула на него вопросительный взгляд и тут же отвернулась, облизнула мороженое. — Этим летом я заканчиваю учебу. Не знаю, правда, примут ли меня на работу куда-нибудь. Если нет — не весело будет.

— Ну уж, не примут. Вы не преувеличиваете? — спросил Кирилл, без труда уловив, что она имеет в виду.

— Вы, журналист, не знаете, какая кампания ведется в газетах против безродных космополитов? — ответила Софа вопросом на вопрос и презрительно скривила губы. — Или вы не знаете, кто такие безродные космополиты?

Кирилл посмотрел ей в глаза: серьезные, почти угрюмые, но в то же время излучавшие и женскую мягкость, и теплоту, и радостную энергию молодости. Софа не выдержала его долгого взгляда, опустила ресницы, резко отвернулась. Покончив с мороженым, облизнула посиневшие губы и надела перчатку.

— Я хотел бы побольше узнать о вас, Софа, — попытался отойти от скользкой темы Кирилл. — Расскажите о себе что-нибудь. Замужем ли вы? Живете одна, или с кем-нибудь? Что интересного было в вашей жизни, ну, словом.

— Я замерзла, — зябко пожала плечами Софа. — Это от мороженого. И я уже почти дома.

— Я тоже начинаю замерзать, — соврал Кирилл. — Может, угостите чаем, чтобы согреться. Если, конечно, с вами еще кто-нибудь не живет.