Странствия хирурга. Миссия пилигрима - Вольф Серно

Операции и методы лечения, изложенные в этой книге, отражают уровень медицины XVI века. Хотя в те времена уже существовали хирургические приемы, не претерпевшие особых изменений по сей день, да и лечебные травы действуют точно так же, как и четыре века тому назад, хотелось бы настоятельно предостеречь благосклонного читателя от подражания описанным рецептам и применения на практике почерпнутых в романе знаний.

В который раз за это утро отцом Томасом овладело смутное беспокойство, какое-то глухое предчувствие, если не подспудная тревога. Все эти ощущения были ему хорошо знакомы и всегда настораживали, поскольку довольно часто оправдывались в дальнейшем. Вот и сегодня, казалось бы, все шло своим чередом. Был ясный, хотя и холодный, мартовский день 1579 года от Рождества Христова, и ничто не предвещало каких-либо неожиданностей. Как всегда, вскоре после заутрени пришли его ученики из окрестных деревень, прочли вместе с ним в часовне утреннюю молитву и теперь сидели в маленькой, с грехом пополам натопленной каморке, окна которой выходили во внутренний двор монастыря. Низко склонившись над грифельными досками, они торопливо царапали каракули.

Отец Томас беззвучно вздохнул. Это была группа из девяти мальчиков и девочек разного возраста, пытавшихся овладеть премудростями чтения и письма и помимо этого бившихся над латинскими вокабулами.

Томас опять еле слышно вздохнул. Ученики напоминали ему комок сырой глины, которому предстояло придать форму на гончарном круге. Терпение, терпение и еще раз терпение — вот что было нужно, чтобы чему-нибудь научить их. Другое дело — Pueri oblati, официальные монастырские ученики, которые тщательно отбирались и потому быстро преуспевали в учебе. Если бы он только мог представить, с какими трудностями столкнется, когда старый аббат Гардинус на смертном одре попросил его создать школу и учить детей! Он согласился, хотя уже тогда, три года тому назад, понимал, сколько времени у него отнимет этот наказ. Драгоценного времени, столь необходимого ему для собственных изысканий. Он был врачом и приором Камподиоса, старого цистерианского монастыря на севере Испании, и помимо этого автором трактата в тысячу двести страниц, названного «De morbis hominorum et gradibus ad sanationem» [2]. Сочинение было снабжено изумительными иллюстрациями, которые талантливые собратья кропотливо чертили долгими часами. Трактат, сокращенно называемый «De morbis», «О болезнях», — представлял собою свод самых важных медицинских познаний и включал в себя учение о целебных травах, о лекарственных веществах и раневую хирургию вместе со сведениями о родовспоможении. Отец Томас был горд внушительным компендиумом, тем более что его собственные скромные статьи соседствовали там с работами таких знаменитых и искусных врачей, как Сусрута из Бенареса, Гиппократ, Гален, Диоскорид, Авиценна и многих других.

Он вздохнул в третий раз, теперь уже вслух. Ученики все еще писали на досках свои закорючки. С каким бы удовольствием он продолжил сейчас изучение черной горчицы и душистого колоска! Оба растения, да еще в сочетании с кольником и арникой, уже продемонстрировали впечатляющие результаты в борьбе с ломотой. А он обречен сидеть здесь и замещать брата Куллуса, в обязанности которого, собственно говоря, входило обучение чтению и письму. Да, Куллус… Жизнерадостный певун и всеобщий любимец, он был чревоугодником и в еще большей мере поклонником Бахуса.

Томас, который всегда вел аскетический образ жизни, нисколько не сомневался, что именно вследствие приверженности Куллуса радостям застолья он вынужден сейчас замещать его. Тому, кто предается обжорству, не следует удивляться, если рано или поздно подагра укусит его за большой палец ноги. Услышав посреди ночи причитания брата Куллуса, Томас поспешил к нему и при ярком свете свечей осмотрел больной палец. Он был красный, как зоб индюка, и распухший, будто его накачали водой. Куллус стонал, призывая на помощь всех святых, и утверждал, что даже прикосновение пальца к одеялу причиняет ему адские мучения.

— Ты ешь слишком много жирной пищи и не разбавляешь вино водой, — упрекнул его Томас.

— О-о-ой, брат, не хватай же так сильно за сустав, ты мне его словно щипцами сжал! — взвыл толстяк, и Томасу ничего не оставалось, кроме как дать ему питье из ивовой коры и сок, выжатый из безвременника осеннего.

— Спасибо тебе, брат, огромное! Я буду за тебя молиться и поставлю за тебя свечку в часовне, если когда-нибудь смогу снова ходить. Ой-ей-ей!..

— Я оставлю тебе пузырек безвременника осеннего, — серьезно ответил Томас. — Принимай каждый час по полной ложке, всего пять раз, и упаси тебя Бог принять хотя бы на одну ложку больше. Вспомни, что писала о безвременнике святая Хильдегарда фон Бинген: «…и если человек съедает его, от этого он часто умирает, потому что в нем больше яда, чем пользы».

— Ой-ей-ей!

— Куллус, послушай хорошенько! Только одну ложку! И только один раз в час. И так пять раз. Много не всегда бывает хорошо, а в этом случае как раз наоборот.

Отец Томас встрепенулся. Пока он витал в облаках, два бездельника затеяли болтовню. Это было уже чересчур.

— Тихо! — прикрикнул он, поднимаясь. — Давайте-ка посмотрим, так ли расторопны ваши стило, как языки.

Он отправился вдоль рядов сидящих, проверяя нацарапанные каракули. Томас велел им написать первую фразу из одной сатиры Сенеки. Он намеренно выбрал это задание, рассчитывая одним ударом убить сразу трех зайцев: во-первых, ученики практиковались в письме, во-вторых, они учились читать написанное, ну и, в-третьих, они с легкостью могли усвоить пару новых латинских слов. Томас преклонялся перед Сенекой, римским государственным деятелем, философом и поэтом, бывшим какое-то время советником императора Клавдия, прежде чем его призвали в наставники его наследника Нерона.

Как и следовало ожидать, успехи его подопечных были весьма скромны. Буквы на досках стояли лишком небрежно и криво, чтобы он смог удовлетвориться написанным. Единственным исключением оказалась Нина. Ее буковки были выведены ровно, слово за словом. Да, Нина, старшая дочь Карлоса Орантеса, мелкого земельного арендатора из провинции Пунта-де-ла-Крус, как всегда, отменно выполнила свое задание. Она была серьезной девочкой с большой тягой к учению и очень одаренной, чем существенно отличалась от своих соучеников. А еще она весьма интересовалась искусством врачевания, легко усваивала учение о лекарственных растениях и к тому же была удивительно хороша собой. Лицом Нина напоминала Мадонну — кожа безупречна, черные глаза, опушенные длинными шелковистыми ресницами, на редкость выразительны, нос прямой и изящный, а губы алые и полные. Пожалуй, чересчур алые и чересчур пухлые для Мадонны, однако, несомненно, прекрасные…