Осенние визиты - Сергей Лукьяненко Страница 8

Каждый раз, избавляясь от оружия, Илья чувствовал себяпредателем.

Да, он понимал, что поработавший ствол — единственная, посути, ниточка, по которой его могут найти. Но превращать оружие — безотказное,надежное, пристрелянное — в горстку ржавеющих в земле деталей — это давалосьему куда с большим усилием, чем нажатие на курок.

Постепенно он смирился. Понял, что в этом есть своя высшаясправедливость — оружие должно уходить вслед за клиентом. Как бы там ни было, ажизнь человека дороже четырехсот грамм стали. Ему было даровано забирать чужиежизни, не оставляя взамен своей. Что ж, значит, расплату понесет пистолет.

Но, по крайней мере, оружие заслужило прощания.

Илья разобрал и аккуратно вычистил «ПМ». Собрал, вщелкнулобойму. Положил на стол, одиноко стоявший посреди комнаты. Замер, склонившисьнад пистолетом, фиксируя его в памяти, заслоняя этой картинкой — холодныйметалл на чистом столе, ту, недавнюю, где растянувшийся на полу клиент провожалего угасающим взглядом.

Его квартира производила странное, слегка безумноевпечатление.

Бронированная дверь в грязном подъезде бетонной многоэтажкиказалась достаточно солидной, чтобы скрывать апартаменты, достойные клиентовКарамазова. Однако за ней была лишь грязноватая квартира с разрушенной стеноймежду двумя комнатами, со стенами, оклеенными рыжими газетами советских времен,узкой тахтой у стены, письменным столом и книжным шкафом посреди нелепо пустогопространства. «Соневские» видеодвойка и музыкальный центр на полу казалисьматериализованной галлюцинацией. Не знавший циклевки паркет был заваленкартонными папками с выбивающимися из них машинописными страницами. Работаредактором в хиленьком частном издательстве давала Илье и прекрасное прикрытие,и избыток свободного времени.

Все остальное Илья получал иным путем.

Он стоял над пистолетом минут пять. Потом прошел к окну,выходящему на огромный безлюдный двор, аккуратно задернул шторы. Минуту возилсяв темноте, извлекая из-под картонных папок с творениями наивных писак знакомуюна ощупь папку с несколько иным содержимым. Уселся на тахту и включил тусклоебра.

За эти секунды он изменился. Снятые брюки разительно меняютмужчину.

Если бы перед Ильей стал выбор — какую из тайных сторон егожизни предать гласности, он выбрал бы ту, с пистолетом в руках. Но только неэто… не фотографии, наклеенные на картонки, сложенные стопкой в папке сботиночными шнурками.

Фотографии, которые он разглядывал, были черно-белые, натонкой пожелтевшей бумаге, того скверного качества, которое дают толькосовковая порнография и офсетная печать в газетах. На фотографиях были девочки —много девочек в возрасте от пяти до двенадцати лет, не стесненных никакойодеждой. Осыпавшиеся бумажные волокна делали фотографии мутными, похожими нанепристойный ребус, но Илью это не пугало. Он всегда отличался хорошимвоображением.

Сейчас Илья уже не видел раскрытой папки. Глаза его смотрелисквозь бумагу — в то темное далеко, заглянуть куда рискуют немногие, а помнят освоих наблюдениях единицы. Капелька пота застыла на лбу, поблескивая подспутанными волосами, как крошечный третий глаз.

Там, в темном далеке, была такая же зашторенная комната,только на расправленной кровати Илья был не один. Девочка сидела рядом —маленькая девочка в коричневой школьной форме, забытой всеми много лет назад.Илья — там, за незримой гранью — раздевал ее. Медленно и красиво, стягиваякружевной фартучек, юбку, колготки…