Рыбья Кровь и княжна - Евгений Таганов Страница 8

Арсы молчали. Хорошо изучив своего князя, они понимали, что сказавший «согласны», может тут же оказаться на чурбачке с петлей на шее, чтобы сама судьба распорядилась его кровожадностью.

Присутствующая в гриднице Всеслава была потрясена.

— Ты и правда мог отдать им сына Буртыма на растерзание? — в смятении спросила она позже в княжеских покоях.

— А вечевой колокол зачем? Маленький набат — и от всех моих хваленых арсов останется мокрое место.

Последовал час ее раздумий и следующий вопрос:

— И ты бы спокойно смотрел, как войсковые гриди расправляются с твоими отборными телохранителями?

Дарник уже жалел о своем мрачном остроумии. Вот так пошутишь, а потом сто слов добавляй, чтобы все объяснить. Буртым тоже, когда ему передали шутку князя, воспринял ее с чрезмерной горячностью.

— Ты сам хотел, чтобы я жену и детей в Липов перевез. А теперь их казнить задумал? — ворвался он в приемный покой, разметав у дверей двух стражников-арсов.

— Разве не знаешь, детей рубить для меня в жизни самая главная радость, — добродушно осклабился, поднимаясь ему навстречу, князь. — Быть тебе первым сотским конной хоругви. И половина гридей у тебя будут из арсов.

Впрочем, когда начали с воеводами и тиунами все считать и прикидывать, выяснилось, что на полутысячную хоругвь не хватит ни коней, ни конных припасов, ни обученных должным образом гридей.

— Хорошо, пусть будет пять полусотен, а шестая полусотня будет всегда при мне, — неохотно уступил Рыбья Кровь.

— А как насчет жалованья для самих оптиматов? — задал неприятный вопрос тиун дворский Фемел. — Оно ведь должно быть побольше, чем у простых гридей.

Фемел был ромеем и раньше обучал в Корояке купеческих детей счету и ромейскому языку. Потом появился в Липове, чтобы, как он сам говорил, научить липовского князя быть первым. Дарник, у которого и без того ощущения своего первенства всегда было в избытке, лишь расхохотался такой ромейской простоте. Тем не менее Фемел и в самом деле скоро занял место огнищанина, ведающего всем княжеским хозяйством. До полного огнищанина ему не хватало только подчинить себе конюшего, оружейного тиуна и тиуна казначейского, но ими Дарник предпочитал управлять сам. Поэтому и называли Фемела только тиуном дворским. Начальником над горшками и тряпками, как насмешничали прочие советники княжеской думы.

Жалованье для гридей было самым больным местом князя. Больше года он каждое утро вставал с одной и той же мыслью: где взять обещанные воинам дирхемы? Иногда даже казалось, что, если бы три года назад ему кто-нибудь убедительно объяснил, что в военной службе главное не умение махать мечом, а вот такое изнурительное добывание серебра, — он бы ни за что никуда не двинулся из родной Бежети.

При своем появлении в Липове Дарник опрометчиво пообещал липовчанам, что за свою безопасную жизнь они будут ему платить ровно половину того, что они платили разбойникам-арсам: по одному мешку зерна и одной овце с дыма. Тогда все его войско составляли полсотни бойников, и было как-то неловко молодым, здоровым парням требовать что-то большее себе на прокорм, тем более что с самих арсов в тот момент уже была получена приличная дань. Каждый новый поход тоже приносил внушительный прибыток, но росло и войско, тут же само пожирая любые доходы. Купцы еще только осваивали дороги и торжища нового княжества, заведенные мастерские пока обслуживали только собственные нужды, заселение пустующих земель шло бойко, но переселенцам в первый год-два даже один несчастный мешок с зерном и овцу оторвать от себя было в тягость.

— А если взять у купцов в долг? — задала наивный вопрос Всеслава.

Князь со своими советниками лишь насмешливо переглянулся.

— Уже взято больше, чем можно отдать, — пояснил на правах старшего думца Быстрян княжне. — Только и делаем, что занимаем, отдаем и снова занимаем. И все с четвертным ростом в год.

— А если я сама одолжу без роста? — простодушно обронила Всеслава.

Все присутствующие буквально оцепенели.

— Ты?! — не мог сдержать своего изумления и Дарник.

— У меня в Корояке осталась шкатулка с золотыми солидами и есть еще мое собственное дворище и рыбные ловли, которые можно продать. Ты же говорил, что любишь солиды больше, чем дирхемы, — с подковыркой напомнила она мужу.

Еще Дарник уловил в ее словах намек на то, что при всех он постесняется зариться на приданое жены, поэтому отреагировал с нарочитой невозмутимостью:

— Хорошо, завтра напишешь грамоту, и отправим в Корояк гридей за твоим золотом.

Выждав по возвращении для приличия три дня, князь с княгиней занялись посольскими приемами. Так как первым прибыл хазарский посол, его первым и принимали. Против ожидания, он ни словом не обмолвился о захваченном Дарником прошлым летом Турусе. Говорил лишь об угрозе степняков-кутигуров, пришедших с востока к Итилю:

— В Черном Яре мы собираем большое войско из гирганцев, булгар, сарнаков, тарначей и бродников, чтобы переправиться на левый берег и нанести упреждающий удар. Хазарский наместник предлагает тебе возглавить это войско.

— Сколько будет войска? — деловито осведомился Дарник, словно ему каждый день поступали подобные предложения.

— Десять или двенадцать тысяч копий.

Такое число впечатляло.

— Как мы переправимся на левый берег?

— С понизовья придут тридцать хазарских лодий. Все купеческие булгарские лодии тоже помогут переправлять воинов и лошадей через Итиль.

— Какая оплата моя и моего войска?

— Пятая часть всей захваченной добычи войску и десятая часть тебе.

— Хороша добыча от степняков: подушки с шерстью вместо седел и костяные наконечники стрел? — Дарник настроен был скептически. — Мне войско снарядить казна нужна. Задаток в десять тысяч дирхемов прямо сейчас.

— Этот задаток слишком велик, — возразил посол. — У меня нет с собой столько серебра. Думаю, ты сможешь получить его уже в Черном Яре.

— Сейчас в Липове два торговых каравана, торгующих с Остёром и Черным Яром. Займи дирхемы у них, иначе мое войско пойдет другим путем.

По смуглому лицу хазарина пробежала чуть заметная тень: он понял, что Рыбья Кровь намекает на поход на саму Хазарию.

Ромейский посол из Ургана вел себя иначе: кроме обычных посольских просьб о защите и льготах для ромейских купцов, попросил князя о тайной встрече, на которой посулил две тысячи солидов за новый поход на хазарский Калач. Дарник ничуть не удивился такой сделке — закрыть водный путь по Танаису друг для друга было главной целью соперничества между ромеями и хазарскими иудеями.

— Две тысячи солидов будет стоить только сам поход, — отвечал послу Рыбья Кровь. — Калач все равно нам еще не по зубам. Стало быть, еще три тысячи потом надо воинам подкинуть.

В маленьком Липове все было на виду, и тайные переговоры в том числе. Поэтому через три дня в княжескую казну легло семь тысяч дирхемов — все, что успел собрать хазарский посол. Днем позже туда же попала и тысяча золотых солидов от урганских ромеев, что соответствовало восьми тысячам дирхемов. Дарник был доволен: наконец-то в его казне не одни лишь мыши бегают. Всеслава удивленно допытывалась: