Последние дни. Том 1 - Тим Пауэрс Страница 7

Арментроут никогда не стрелял из него и точно знал, что он не потребуется при общении с юной девушкой, страдающей биполярным расстройством.

А вот вторую бархатную коробочку он вынул из ящика.

И осторожно перенес на кофейный столик. В коробке лежали двадцать карт Таро из колоды, нарисованной в Марселе в 1933 году. В 1990 году Арментроут заплатил за них сан-францисскому букинисту четыреста тысяч долларов. Двадцать карт – это менее трети колоды, и в этой трети отсутствовали такие могущественные карты, как Смерть и Башня… Зато она принадлежала к невероятно редкой Ломбардской нулевой колоде, которую нарисовали художники из уже распущенной тайной гильдии, прошедшие болезненную инициацию, и изображения на этих картах почти невыносимо пробуждали в сознании изначальные юнговские архетипы.

Содержимое этой коробки он использовал много раз – приводил в чувство кататоников, просто подержав перед их остекленевшими глазами карту Справедливость, восстанавливал рассудок недифференцированных шизофреников, показывая им Луну, пресекал острые пограничные расстройства, лишь взмахнув Повешенным, а несколько раз индуцировал настоящую гебефреническую шизофрению у пациентов с простым неврозом при помощи Дурака.

Для сегодняшней девицы с биполярным расстройством он для начала попробует Умеренность – крылатую деву, переливающую воду из одного кувшина в другой.

А сам он постарается на карты – все равно какие – не смотреть. Приобретя колоду, он заставил себя внимательно изучить изображение на каждой – переживая все глубинные взрывы, которые они, казалось, производили в его сознании, стискивая кулаки, когда чуждые образы взмывали на его сознательный уровень, словно взлетающие над водой глубоководные чудовища.

Какими бы ни были прочие результаты этого опыта, после него идентичность личности Арментроута убавилась, и поэтому ему не грозила опасность привлечь внимание своего… да любого призрака Среднего Запада… Но локально он тогда представлял собой шумный водоворот в потоке психоэнергии, и следующие три дня его телефон звонил в любое время, и в трубку громко кричали призраки Южной Калифорнии, а через несколько недель он заметил, что его волосы стали совершенно седыми.

«И сейчас, – подумал он, взяв форму ориентировки о побеге и повернув кресло к факсу, – мания этой девочки-подростка, как прядь непослушных волос под расческой, примнется давлением изображения на карте, и я отрежу от нее этот кусочек… и проглочу его сам».

Она уже стояла перед дверью; он снял телефонную трубку, нажал кнопку мгновенного вызова и тяжело поднялся, чтобы впустить девушку в кабинет.

В районе Лонг-Бич, в многоквартирном доме, который жильцы издавна именовали «Солвиллем», у Анжелики Салливан выдалось хлопотное утро: ей хотелось позаботиться о Кути, но выяснилось, что на ее время претендуют и другие.

В прошлом году она повесила над дверью офиса управляющего домом вывеску – поневоле, так как название для своего бизнеса выбирала не она…

«TESTÍCULOS DEL LEÓN – BOTÁNICA Y CONSULTORIO» ^[9]

И похоже, каждый клиент, когда-либо приходивший сюда за консультацией, сегодня счел нужным пришкандыбать лично или по крайней мере позвонить по телефону; по большей части это были латиносы и чернокожие – посудомойки, горничные из мотелей и садовники, у которых был перерыв на ланч, или закончился рабочий день, или вовсе не было работы, и почти все они сбивчиво благодарили за то, что нынче, приблизительно на рассвете, избавились от разнообразных хворей, из-за которых когда-то впервые обращались к Анжелике за помощью. Большинство упомянуло о том, что их разбудило землетрясение, хотя в новостях по радио, которое включила Анжелика, о нем не упомянули ни разу.

Многие из посетителей считали, что это избавление следует оформить благодарственным обрядом, и поэтому Анжелика, призвав на помощь Кути, Пита и Джоанну, изо всех сил старалась соблюсти этикет. Выступая в роли curandera ^[10], она заваривала в чайниках мятный чай, разливала его во всевозможные сосуды и подавала повсюду, где только можно было пристроиться с напитком, а Джоанна даже раскопала несколько старых кофейных чашек своего покойного мужа, все еще окрашенных в красный цвет от коричного чая, который предпочитал Сол Шэдроу; как maja ^[11] Анжелика зажгла все veladores, свечи в стеклянных стаканах с наклеенными снаружи образами святых, в качестве костоправа, обливаясь потом, разминала обновленные безболезненные спины и плечевые суставы; в это время на стоянке шесть человек в одних трусах забрались в детский надувной бассейн, который Кути наполнил из шланга водой, разболтал в нем меда и набросал бананов, чтобы провести ритуал омовения от невзгод.

Исцеления от импотенции, запоров, наркомании и любых других болезней, похоже, были дарованы оптом с восходом солнца, и, несмотря на неоднократные заверения Анжелики в том, что она здесь совершенно ни при чем, стол в кабинете Пита был теперь завален монетами; какая бы сумма ни насчитывалась в этой куче денег, она делилась на сорок девять, ибо сорок девять центов – единственная цена, которую мир духов разрешил Анжелике взимать за свои магические услуги.

Но некоторые из ее клиентов (например, тот, кто первым позвонил с утра Питу) были недовольны, обнаружив, что духи их покойных родственников исчезли из железных емкостей – тормозных барабанов грузовиков, хибати, голландских печей, – в которых обретались с тех самых пор, как Анжелика собрала и заточила их, одного за другим, на протяжении последних двух с половиной лет; конфеты, оставленные для этих духов минувшей ночью, определенно никто не трогал, а окрашенные петушиной кровью китайские колокольчики, подвешенные к этим обиталищам, сегодня не зазвонили. Анжелика смогла лишь сказать этим людям, что их родственники, судя по всему, наконец-то свыклись с мыслью о переходе на небеса. Это объяснение оказалось убедительным.

Других, у кого обнаружились сходные проблемы, было не так легко успокоить. Издалека, ни более ни менее как из Альбукерке, позвонили в панике местные santeros ^[12], чтобы спросить, не заметила ли Анжелика, что ее камни ориша потеряли свою ashe, жизненную силу, а она смогла лишь с недоумением подтвердить это и рассказать, что у нее самой вдобавок ко всему исчезла цементная фигура Элегуа, стоявшая около входной двери, а когда солнечные тени на кухне доползли до крайней границы на вытоптанном желтом линолеуме и начали отступать назад, до Анжелики дошли первые вести о бандитской войне в переулках Лос-Анджелеса и Санта-Аны, о стычках, начавшихся из-за того, что сегодня куда-то подевались palo gangas, которые служили сверхъестественными телохранителями торговцев героином и крэком.

– Они тоже были призраками? – поинтересовался Пит. Он внес в кухню кастрюлю, полную мелких монет, и услышал, как Анжелика отвечала на последнее такое сообщение.