Спящая в огне - Карина де Сантис Страница 60

Они обе были похожи друг на друга, как две капли воды. Если бы не шрамы, искажающие черты лица, они были бы неотличны друг от друга.

— Не доходит? — поинтересовалась Меланта, которая тоже смотрела в отражение, но без особого восторга. Это ясно читалось в ее глазах.

До Этны дошло. Медленно. Ужасно медленно. Но то, что она видела, было ошибкой, разве нет? Как может она быть так сильно похожа на одну из правительниц? Почему они так похожи? Может, ей все еще плохо после отравления и зрение ее подводит?

— Мы ведь не можем быть сестрами, Ваше Величество, — Этна покачала головой, высказывая свою страшную и невероятную догадку, осторожно поднимая глаза на Меланту. Это предположение казалось диким. Абсурдным. До ужаса неправильным. Но это предположение также могло быть верным. Могло объяснить, где ее родители и….

— Увы, но можем, — Меланта покачала головой, молниеносно отворачиваясь от зеркала, будто увиденное в нем было чем-то неприятным. — Ты ведь наверняка задумывалась, почему тебя бросили родители? В мире, где отсутствует Смерть, каждая новая жизнь на вес золота. Но только тебя посмели бросить. Иронично, не так ли?

Невозможно. Это… это просто невозможно. Этна прикрыла рот рукой, ошарашенно смотря на свое отражение. Привычное. Знакомое до каждой мелочи. До каждого шрама. Перевела взгляд на спину… сестры. Они и правда были похожи. Особенно, если стоять рядом друг с другом.

Милостивая Мать, она всегда мечтала о ком-то близком по крови. О ком-то, с кем было бы хорошо просто так, без обязательств. О том, с кем можно было бы свободно разговаривать обо всем на свете. Но теперь, получив этого близкого человека, Этна поняла, что не хочет этого.

— Это ведь невозможно… Но откуда эти шрамы? И почему… наша мать так поступила со мной? Ты ведь знаешь, — голос Этны сорвался на странный хрип, а из-за того, что сейчас ее одолевали самые разные эмоции она даже забыла о вежливости перед королевой. Она нахмурилась, отворачиваясь от зеркала. Одновременно хотелось сесть на пол и мерить комнату шагами. А еще хотелось плакать. В последний раз она плакала, наверное, когда только пошли первые издёвки от сверстников. Но с того раза ее глаза не были полны слез. А теперь…

— Она хотела тебя убить. Так же, как хочу я, — жестокие слова так просто слетели с языка Меланты. Она повернулась лицом к сестре, демонстрируя ей правую руку. Тонкий золотой браслет сполз вниз по ее руке. Королева начала тереть пальцем место ниже запястья, стирая пудру с кожи и обнажая небольшой шрам, похожий на те, что носила на себе Этна. — Это из-за тебя. Все из-за тебя.

— Но… я не понимаю, — Этна не спускала глаз со шрама, что был ниже запястья. Они и правда были единоутробными сестрами. И шрам на чужом запястье лишь доказывал эту связь между ними.

— Валенсия и Ришат. Так зовут наших родителей. Отец был графом и смог стать фаворитом нашей матери, — Меланта подошла к туалетному столику, беря баночку с пудрой, стоящую на нем и начиная вновь прятать свой небольшой шрам ниже запястья. — Как ты знаешь, королевы должны произвести на свет трех детей одного пола, иначе того, кто рожден другого пола, ждет смерть. И нельзя, чтобы у одной королевы появилось сразу двое детей. Как светила, мы должны быть похожей троицей.

Королева качнула головой, опускаясь на мягкий пуфик без спинки, что стоял возле столика. Понимая, что слишком потрясена всем этим, Этна присела на пол, застеленный мягким ковром. Сейчас ей было все равно, что она сидит на полу в спальне одной из правительниц. Ей было все равно, что о ней думает Меланта. Она была слишком шокирована, чтобы вообще о чем-либо думать. Ноги просто отказывались выполнять свою естественную функцию.

— По рождению ребенка ему отдается душа отца. Вот поэтому важно, чтобы королевы или фаворитки, если на троне восседают короли, родили в одно время. Чтобы лишний раз не гонять душу из сосуда в сосуд, хотя после этого младенцев гораздо легче убивать, — голос Меланты звучал размеренно и спокойно, а сама она периодически поглядывала на сестру. Та, обхватив колени руками, не спускала с нее глаз. Голова шла кругом. — Наша мать родила нас обеих. Мы не властны над природой, но, несмотря на это, она допустила ошибку. Во время беременности, как она рассказывала, она часто жаловалась на жар, что был внутри нее. Никто, даже Драмэйды, не могли это объяснить. Но вот родились мы. Одна девочка со шрамом на руке и душой отца и маленькое чудовище, объятое огнем… Матушка понимала, что, узнай кто-то ее тайну, ее милых близняшек убьют без раздумий, особенно когда одна из них полностью покрыта огнем, будто второй утробой. Поэтому она отнесла тебя на Север, Этна. Просила целителей и шаманов убить тебя. Она понятия не имела, что может статься с бездушным человеком, ведь даже Драмэйды не дали тебе ни капельки чужой души. А ты вон как выросла и вроде даже ни на кого не кидаешься. Что касается Древних Дев, то…

Меланта задумчиво взглянула на Этну, прикусив губу.

— То они поклялись хранить тайну матушки, которая пообещала им, что ты умрешь. Видишь ли, до этого она уже выносила одного ребенка, но мальчика пришлось убить из-за того, что две другие королевы родили девочек. Третья беременность казалась ей невыносимой и лишь поэтому она уговорила Драмэйд. А теперь получается, что она не сдержала своего слова. Неужели северяне такие слабаки, что не смогли убить беспомощного младенца по приказу своей королевы?

Этна подняла беспомощные глаза на Меланту, видя легкую усмешку на ее губах и презрение в глазах. Мечтая о сиблинге, она не ожидала, что может наткнуться на ненависть и жестокость. Мечтая о сиблинге, она думала о любви между родственными душами, связанными кровью.

Но теперь, глядя в глаза, которые должны были быть самыми родными она не видела там ничего, кроме искреннего желания ее смерти. Ни сестринской любви, ни нежности. Ни. Че. Го.

Более того, ее близнец все это время знала, что у нее есть сестра, но даже не думала искать ее. Ей попросту это было ни к чему, ведь она любима, красива и имеет названных сестер. А Этна была для нее досадной помехой, от которой нужно было избавиться и не более того.

Как больно. Все время целительница думала, что больнее слов про свои шрамы и быть ничего не может. Потом Гвиневра дала ей броню, научив не обращать внимания на чужие слова и бездумные оскорбления перестали ранить. Но теперь ее броня опять дала трещину.

Ты можешь вытерпеть любую боль. Ты можешь выжить после любого поединка. Но если твой враг — твоя семья, то ты погибнешь без шанса на спасение. Только семья может ранить так, как не ранит ни один меч. Только раны от слов семьи заживают дольше всего и превращаются в шрамы-напоминания. И, как бы иронично это не звучало, боль от слов семьи будет одинаково ужасной, даже если ты только обрела ее.

— У них не вышло убить меня, — Этна покачала головой. Теперь пазл в ее голове сложился в одну картинку.

Тот кошмарный сон, приснившийся ей после прихода пришельца, был воспоминанием. Она видела себя, объятую огнем. Вот откуда была эта боль и шрамы, оставшиеся в подарок от жгучих языков пламени. Вот почему все молились и боялись ее. Она была чудовищем, которое они не смогли убить, потому что пламя надежно защищало ее, питая своей силой. Но как она смогла выжить, если у нее нет души? Но как ее могло не быть, если Дева Целеста проверяла ее перед Отбором? Как много вопросов. И ни единого ответа. Снова.