Похищенная, или Красавица для Чудовища - Валерия Чернованова Страница 6

Глядя в темные, неподвижные, как будто остекленевшие глаза, какие могли принадлежать не живому человеку, а какой-нибудь кукле из лавки ужасов, Мишель ощущала себя загипнотизированным кроликом, замершим перед разверстой пастью удава.

– Проходи, – наконец обронила ведьма, освобождая гостье дорогу. Заметив притаившуюся у крыльца рабыню, резко повелела: – А ты жди на улице.

Обрадованная тем, что не придется входить в дом ведьмы, и вместе с тем напуганная вниманием Королевы, Серафи юркнула за дерево, неподалеку от которого у резной коновязи стояли лошади.

Мишель продолжала в нерешительности топтаться на месте. Однако взгляд пронзительных черных глаз, коршуном метнувшийся к ней, заставил ее, оробевшую, сдвинуться с места.

Через окутанный сумраком холл она проследовала за колдуньей в гостиную. Мари Лафо шла бесшумно, ее широкие бедра в пышной юбке плавно двигались из стороны в сторону, словно покачивающаяся на волнах лодка. Мишель про себя отметила, что мадам Лафо была необычайно хороша в этом наряде, яркие цвета еще больше подчеркивали ее экзотическую красоту. Под ультрамаринового цвета блузой, перехваченной на талии широким зеленым поясом, колыхалась пышная грудь, не знавшая корсета. Голову жрицы украшал тиньон – шелковый платок, намотанный наподобие чалмы и обвитый алой ниткой бус. Такие тюрбаны вменялось носить всем цветным женщинам Юга. Не только рабыням, но и свободным, рожденным от белых господ: мулаткам и квартеронкам.

Колдунья опустилась в кресло, и Мишель услышала, как дружно звякнули золотые цепочки в вырезе ее блузы. Они мягко поблескивали в полумраке, разбавленном трепещущим пламенем свечей. Как и массивные серьги-кольца, оттягивавшие мочки ушей.

Так и не дождавшись приглашения устраиваться в соседнем кресле, Мишель все же осмелилась опуститься на его краешек и замерла, чинно сложив на коленях ладони, точно гувернантка, явившаяся по объявлению о работе. Девушка исподлобья поглядывала на колдунью, которая даже не удосужилась угостить ее чаем.

Словно прочитав мысли гостьи, ведунья сказала:

– Я бы предложила тебе чаю, но ты ведь не за тем пришла.

– Не за тем, – согласилась Мишель и умолкла, не в силах проглотить застрявший в горле горький комок и поведать Мари Лафо о причине своего визита.

Горьким и одновременно приторно сладким был и запах, витавший в комнате. Казалось, все вокруг – и стены, по которым причудливыми узорами расползались трещины, и мебель – было пропитано ароматами трав и чем-то еще. Чем-то, что заставляло Мишель морщиться и дышать через раз. Так и хотелось подскочить к окну, толкнуть ставни, покрытые растрескавшейся краской, и, перекинувшись через подоконник, жадно глотать ртом сырой ночной воздух.

«Как будто мертвечиной из-под пола несет», – подумала Мишель и в страхе поежилась, опустив взгляд на скрипучие половицы.

– Мне нужно его имя, – нарушила затянувшееся молчание женщина и иронично вскинула широкие, изгибающиеся дугами брови.

– Но как… Как вы догадались? – пораженно прошептала Мишель.

Колдунья усмехнулась.

– А зачем еще, по-твоему, являются ко мне по ночам юные богатенькие мисс? Или проклясть соперницу, или приворожить возлюбленного. Что интересует тебя?

– Последнее, – одними губами пролепетала девушка.

– Имя!

Мишель вздрогнула от властного резкого окрика и, вздохнув, призналась:

– Гален Донеган.

На какой-то миг лицо колдуньи застыло, и снова у Мишель возникло ощущение, что на нее смотрит не человек, а кукла. Нарядная, из темного фарфора, очень опасная кукла. Которая вдруг принялась хохотать. Громко, смахивая брызнувшие из «стеклянных» глаз слезы, не способная унять эту беспричинную вспышку веселья.

– Донеган? – все еще смеясь, с трудом выдавила из себя Мари Лафо. – Уверена, что хочешь приворожить этого… ну, пусть будет, человека?

Мишель нахмурилась. Позабыв о своих страхах, требовательно спросила:

– Что вы имеете в виду?

– То, что некоторые люди будут пострашнее зверей.

Средняя Беланже тряхнула головой, отгоняя от себя непрошеное подозрение. Она слышала, что мистер Торнел, владелец самого крупного в графстве конного завода, их сосед, любил поколачивать жену. Да и на детей частенько поднимал руку. Но Гален – всегда такой учтивый, внимательный, обаятельный Гален, ни разу при ней не повысивший голос даже на раба, – уж точно не мог позволить себе столь варварское обращение с женщиной. Ударить? Нет!

– Впрочем, такие, как ты, не выносят спокойной жизни. Вам подавай острые ощущения. Чтобы адреналин бежал по венам, горячили кровь страх и боль… – Мари Лафо хлопнула в ладоши, и почти сразу в гостиную явилась девочка в цветастом ситцевом платье, хорошенькая и ладная, похожая на эбеновую статуэтку. В руках она держала поднос с вычурным бокалом темного стекла, над которым вилась тонкая струйка пара.

– Вы что-то говорили про боль? – окончательно сбитая с толку странными рассуждениями ведуньи, заикнулась Мишель.

Девчушка приблизилась к гостье, вытянула руки, безмолвно предлагая ей забрать с подноса бокал. Пламя свечей отражалось в глазах маленькой прислужницы колдуньи.

– Любишь его? – вопросом на вопрос ответила жрица.

– Лю… блю, – поколебавшись с мгновение, выдавила из себя Мишель.

– Тогда пей и ни о чем не жалей, – подбодрила ее Мари. На самом же деле напугала и запутала еще больше.

– А может, я лучше завтра приду? – Мишель затравленно покосилась на двери, мечтая оказаться как можно дальше от сумасшедшей колдуньи и ее служанки, в глазах которой по-прежнему танцевало пламя.

– Пей. – Короткое слово-приказ отголосками наполнило комнату, проникло в сознание девушки.

А в следующее мгновение – она даже не успела понять, как так вышло, – подушечки пальцев обожгло горячее стекло бокала. Терпкая на вкус жидкость полилась в горло. И пока Мишель глотала раскаленный, точно лава, напиток, все пыталась осознать, сама ли приняла решение его выпить или так за нее решила колдунья.

Почувствовав слабость во всем теле, Мишель откинулась на спинку кресла и смотрела, пока не сомкнулись отяжелевшие веки, на множащееся лицо маленькой прислужницы. Губы ее, будто нарисованные масляной краской, еще не успевшей высохнуть, растянулись в жутковатой улыбке. До самых ушей, в которых болтались расписные бусины-сережки.

Влево-вправо, влево-вправо…

Узоры на дешевых деревянных украшениях стали последним, что запомнила Мишель.