Макабр. Война на восходе - Мила Нокс Страница 6

Смерч подплыл к игрокам и, остановленный ладонью Кобзаря, застыл на расстоянии. Он бешено крутился и свистел, и, когда свист заглушил все звуки ночи, Кобзарь вдруг подскочил к игрокам, поманил их пальцем и заговорил:

— А теперь слушайте внимательно, что я скажу… — Перепуганный и бледный Глашатай Смерти воровато оглянулся. — Если война будет проиграна, Йонва вернется в тюрьму! Но он очень, очень силен! Есть еще одно средство вернуть его в Полночь! Без сражений, без смертей!

Кобзарь метнул взгляд на смерч — тот продолжал свистеть — и вновь горячо зашептал:

— Высший закон гласит: когда в мире людей появляется великое зло, оно вызывает ответную реакцию — не менее великое добро. Ведь миром правит Равновесие! Именно в то время, когда Йонва в мире людей, можно освободить… ее.

Игроки вопросительно подняли брови, но Кобзарь лишь подавал им непонятные знаки и то и дело оглядывался. Вдруг между плечами Тео и Вика высунулось ехидное личико Шнырялы.

— Ее?

— Ее!

— Бабку-ежку?

Кобзарь попытался разлепить губы, но будто невидимая рука сжимала ему рот, и он мог лишь мычать. Кобзарь прижал кулаки к вискам, поднатужился и, придвинув лицо так близко, что чуть не столкнулся лбами со Шнырялой, выдавил:

— Л…

Где-то бабахнуло. Кобзарь, выпучив глаза, натянул на уши поля шляпы. Все оглянулись: над городом таял огромный красный цветок — последний из фейерверков. На лице Кобзаря отразилось облегчение, он попятился к смерчу и через десяток шагов оказался в объятиях ревущего ветра. Глашатай помахал платочком на прощание, и спустя пару мгновений его пестрая фигурка растаяла в воздушных потоках.

Шныряла сплюнула на место, где только что стоял Кобзарь.

— Это уже ни в какие ворота! — завыла она. — Поди туда, не знаю куда, принести то, не знаю что! Рискуй своей задницей сотню раз! Суй нос в логово жутких тварей! Ах, объяснить? Да зачем, так неинтересно! Добро пожаловать на Макабр, дамы и господа… Тьфу, как же он меня достал, этот розовый… пернатый… рюшчатый…

В горле Шнырялы заклокотали десятки ругательств. Змеевик, прищурившись, смотрел вслед уплывающему вихрю. Тео нахмурился.

— Что он хотел сказать?

— Если то, что сказал Волшебный Кобзарь, верно — нам действительно стоит остерегаться. Дика…

Шныряла продолжала изрыгать ругательства.

— Дика, послушай! И вы, Санда, Тео… — Взгляд Вика скользнул в сторону Раду, но он смолчал. — Сейчас, как никогда, нельзя расставаться. Слышите?

— И что предлагаешь? — фыркнула Шныряла. — Поселиться вчетвером и забаррикадировать дверь от Йонвы? Да пусть лезет, я этому бледнолицему зенки-то…

Шныряла сделала жест, будто раздирает кого-то в клочки.

— Нет.

— Неужто?

— Не вчетвером, а втроем.

— То есть?

— Думаю, я с некоторых пор перестану представлять опасность для Йонвы.

Змеевик умолк. Шныряла прожигала в нем дыру глазами, но он перевел взгляд на Тео:

— Не спускай с них глаз, Тео, — указал Вик на Дику и Санду. — Теперь ты старший. Мне жаль, что так получилось с твоим выигрышем… Я хочу, чтобы ты знал: наши жизни оплачены тобой, и все мы, — он глянул на Раду, — твои должники. Если когда-нибудь тебе понадобится моя помощь… Или даже жизнь…

Вик засунул руку под рубашку, снял с шеи черный шнурок и протянул Тео. На веревке закачалась змейка из зеленого змеевика — точь-в-точь Вик, каким предстал им впервые статуей в сокровищнице Господаря Горы.

— Если я понадоблюсь тебе, найди любую змею, покажи ей этот кулон и попроси передать мне просьбу, тогда я приду к тебе, где бы ни был. Даже если… ты меня не узнаешь.

Вик глубоко вздохнул, сжал походную сумку. Он собирался оставить их — но почему-то не мог сделать и шагу, переминаясь с ноги на ногу, точно ребенок. Он разглядывал спутников так пристально, будто пытался запомнить каждую черточку их лиц, унести с собой в памяти туда, где вековечный мрак.

Тео вдруг понял, что ему понятны чувства Змеевика. Прежде он не ощущал эту связь с людьми, а теперь стало ясно: Змеевик не хотел с ними расставаться! Сердце Тео сжалось оттого, что на этом самом месте два месяца назад они встретились — игроки Макабра, — поначалу чужие, а затем отправились вместе в Полночь, пережили там столько всего, что теперь и расставаться-то трудно…

Да, они ошиблись. И Теодор тоже. Всех одурманил Йонва! Тео пытался убедить себя, что они сами его бросили, но сварливый голос звучал тише, а потом и вовсе смолк, словно обессилел. Радость прошлого вернулась. Он родился заново, и теперь рядышком с одиноким и одичалым Теодором воскрес другой — Тео-ребенок, верящий в лучшее.

— Спасибо, Тео, — выдавил Змеевик. — Ты настоящий друг.

Вик смотрел ему в глаза, и Тео понимал это. Чувствовал взгляды тех, кто стоит рядом, и понимал: он — их друг.

Друг!

Змеевик протянул ладонь — немного смущаясь, — и они пожали друг другу руки. Пальцы Вика были холодные и твердые, точно мрамор. Вик пожал руку Санде и чуть улыбнулся ей, а когда повернулся к Шныряле, та обмерла, и все вдруг почувствовали нарастающее между ними напряжение. Воздух словно расплавился и застекленел, когда Вик взял в свои ладони руку Дики, и сжал ее так, что Тео ненароком заметил — на миг их пальцы переплелись. Это касание длилось чуть дольше, чем у остальных, и, когда Вик отпускал руку Дики, казалось, он заставляет себя оторваться от Шнырялы.

Тео мог только догадываться, что творилось в этот момент в душе Вика, — ведь ему предстояло расстаться с девушкой навсегда! Он невольно посмотрел на Санду и подумал, что бы он чувствовал, если… Вдруг в поле зрения попал Ворона, и Теодор невольно отвел взгляд.

Змеевик глубоко вздохнул, закинул за плечи мешок и распрямился — бесчисленные склянки и баночки, спасавшие их в путешествии, зазвенели в сумке. Парень отвел длинную прядь и устремил на них ярко-зеленые глаза:

— Вы — единственные друзья, которые у меня были.

Затем Вик нехотя отступил и шепнул:

— Прощайте.

Тео хотел ответить, но горло сжалось, и он лишь больно сглотнул. Вскоре высокая фигура Змеевика растворилась в ночной мгле…

— Что же нам теперь делать? — спросила Санда.

Они стояли на вершине холма, в темных провалах руин еще мелькали призрачные свечи, и от этого жуткое чувство ползло мурашками по коже. Ветер летел над землей, бросая в лицо запахи свежей травы и полуночи, а они все стояли, уставившись в темноту, освещаемые лишь светом звезд, и молчали.

— Жить дальше… — выдавил Тео.

Путешествие окончено. Пора домой.

Тео чувствовал радость от того, что все страхи остались в Полуночи, но вместе с тем пустоту. «Яломица, — повторил он, — тропа в горы». Соврал ли Йонва? Действительно ли мать там — и если да, то почему? А вдруг это ловушка?