Узкие улочки жизни - Вероника Иванова Страница 6

По документам, которые мне доводилось видеть, пышнотелая и на загляденье чёрноволосая для своих, вполне уже взрослых лет, домработница семьи Эйлер называлась Оксаной Олешко. Даже для Ройменбурга славянское имя — редкость, а история появления украинской девушки в сердце Европы хоть и не была невероятной, но и обыденностью также не отличалась.

Всё началось ещё в середине прошлого века, во время войны. Завоеватели, мнившие себя непобедимыми, уверенно шествовали от страны к стране, устанавливая свои порядки, пока не споткнулись об Россию. Чем всё завершилось, вам расскажет любой учебник истории. К счастью, хотя имена победителей каждая нация пишет на свой лад, имена побеждённых остаются неизменными, и это главное. Память. Можно забыть об одержанной победе, но нельзя стирать из воспоминаний собственное поражение. Печальный опыт всегда пригождается лучше...

Мать фрау Ксаны попала в Германию на первом году войны. Тогда ещё на оккупированных территориях не зверствовали каратели, и эшелоны везли не узников в концлагеря, а рабочую силу. Правда, шестнадцатилетняя Марьяна в отличие от большинства своих соседей по вагону покидала родину едва ли не с радостью: иногда с кровными родственниками жить страшнее, чем с кровными врагами. На немецкой земле девушке повезло по распределению попасть к придерживающимся консервативных взглядов супругам Эйлер, которые не делали различий между национальностями и происхождением тех, кто честно отрабатывает свой хлеб. И не было ничего удивительного в том, что когда война закончилась, Марьяна приняла решение не возвращаться домой. А дальше... Дальше всё было чинно, спокойно, истинно по-немецки: работящий муж, дети и старость в окружении всех полагающихся благ и искреннего уважения.

Фрау Ксана, как её сёстры и братья, не без участия Эйлеров получила хорошее образование, но всему прочему предпочла заботу о семье, подарившей её матери шанс на новую жизнь. Можно сожалеть о загубленной карьере, но лично я радуюсь. Потому что иначе невозможно было бы близко познакомиться с сотнями вкуснейших блюд и историей со столь счастливым завершением, что многие считают её сказкой, выдуманной от начала и до конца.

В детстве мне очень нравились сказки. Помню, я был твёрдо уверен, что и реальная жизнь подчиняется сказочным законам. Должна подчиняться. Конечно, по мере взросления иллюзии испарялись и растворялись в коптящем дыме разочарований, но и сейчас где-то в глубине моей души живёт наивная вера в чудо. А не умерла она именно благодаря доброй женщине, сохранившей в своей речи смешной материнский акцент и однажды поделившейся со мной простой, но почти волшебной историей. До сих пор не могу понять, почему фрау Ксана вдруг разоткровенничалась с юношей, никогда не проявлявшим повышенного интереса к жизни соседской семьи. Я и слушать-то не особенно хотел... Пришлось. Воспитание сказало: «Надо! К тебе обратились, так будь любезен ответить вежливым вниманием». И я не пожалел. Ни о потраченном времени, ни о чём другом. Потому что рядом с садовой тропинкой, по которой я возвращался домой, мне мерещился шелест крохотных крылышек и подмигивающие из цветочных бутонов огоньки лукавых глаз, словно подтверждающих: чудеса случаются, нужно только не отказывать им в праве на существование.

— Канцлер принял делегацию... Наша футбольная сборная в очередной раз... В субботу состоится мировая премьера нового блокбастера...

Ой-й-й-й! Ева включила телевизор и начала прыгать по каналам. Давно надо было бы выбросить пульт дистанционного управления, но если бы я набрался решимости поступить подобным образом, меня ожидало бы две недели истерик и годы холодной войны. Воевать любому гражданскому нравится ещё меньше, чем слушать визг рассерженной женщины, поэтому и я терплю. Благо, быстрая смена программ не позволяет сосредоточиться ни на одной новости. Если понадобится узнать подробности, почитаю газеты. А смотреть, к примеру, сводку криминальных событий, да ещё, не приведи Господи, с интервью потерпевших... Нет уж. Фотографий мне вполне достаточно. Даже чересчур.

Девчонке хорошо, она пока может работать только вживую, только с тёплым и дышащим объектом, поэтому все ужасы телетрансляций проходят мимо. Нет, я не завидую. Я с ужасом жду того момента, когда её судьба доползёт до поворота, за которым всё изменится. Хотя... Как мне рассказывали, кое-кто ухитряется получать от таких изменений удовольствие. Буду надеяться, что и Еве повезёт.

— Рабочий день уже начался, не так ли, господа?

Хозяйка всегда появляется неожиданно. И для меня, и для фроляйн Цилински. Вначале мне становилось здорово не по себе от сваливания начальства снегом на голову подчинённых, но уверившись, что и моя напарница, гораздо тоньше и яснее чувствующая чужое присутствие, остаётся в неведении до момента, как прозвучат слова приветствия, перестал обращать внимание на сумятицу собственных ощущений.

— Да, миледи. Ещё минуточку, и мы будем готовы...

— Учтите, больше двух минут у вас в распоряжении нет: клиент скоро постучит в дверь.

Откуда она знает? Пожалуй, необыкновенная осведомлённость Оливии ван дер Хаазен о событиях ближайшего будущего — несказанно более удивительное качество, нежели способность появляться неожиданно для окружающих. И накоплению оставшихся без ответа вопросов помогает несколько причин.

Во-первых, клиенты салона никогда не записываются на приём заблаговременно, такова уж специфика нашей работы: человек ведь не предполагает заранее, когда ему понадобится встреча со счастьем. Стало быть, узнавать о новом визите из обычных источников, к примеру, записной книжки, хозяйка не может.

Во-вторых, я не заметил на протяжении всего квартала ни одной камеры видеонаблюдения. Да, был грешок, думал, что всему виной примитивная слежка за изображением на мониторах. Но с одной стороны, не подтвердилось наличия соответствующей техники ни снаружи, ни внутри дома, а кроме того, несколько раз Оливия намекала на скорый визит, сидя вместе с нами на кухне и наслаждаясь свежезаваренным чаем, и уж в данном случае никакой речи о мониторах быть не могло. Если только за ними не сидел кто-то неизвестный и не шептал на ухо нашей хозяйке о результате своих наблюдений.

В-третьих... Да, это клятое «в-третьих»! Даже упёршись взглядом в изображение с видеокамеры, не всегда можно понять, что на уме у прохожего. Если он остановился у двери салона с намерением постучать, то, разумеется, вопросы отпадают. Но тогда между предупреждением Оливии и собственно гулом потревоженной бронзы должно проходить несколько секунд, а она милостиво разрешила нам дожевать надкусанные плюшки. Как, чёрт побери? Как можно узнавать будущее? Смотреть в хрустальный шар? Сомневаюсь, что он предоставляет надёжные сведения.

Впрочем, времени на размышления нет. Пора встречать гостя, тем более...

— Донн-донн-донн.

Стучат. Иду открывать.

* * *

— Это салон «Свидание»?

Подобный вопрос задаётся каждым клиентом и тревожит мой слух, в лучшем случае один раз в неделю, в худшем — по сотне раз на дню. Он надоедлив, но неизбежен, поскольку в газете публикуется только адрес, а на стене дома нет никакой вывески. И я привык отвечать: