Энгус. Первый воин - Орландо Паис Фильо Страница 6

— Так слушай меня внимательно, Энгус, ибо при всех своих качествах ты, скорее всего, не услышишь ничего подобного, сложенного в твою честь.

Я постарался пропустить мимо ушей последние слова старого скальда. Да и что этот старик, в конце концов, мог знать о моем блестящем воинском будущем? Браги прокашлялся и запел:

Ветер дует с севера. Из стали выкован меч.

Ветер режет лица, рвет кожу со всего тела.

Скалы сильны, и вода кипит,

Сил и мужества в избытке,

Норманнские воины, герои Валгаллы.

Но гнев моря приносит им муки.

Идти на север — там ледяные воды,

Идти на запад — там хитрые рабы,

Идти на восток — там владения императора,

Идти на юг — там лишь синее море…

Но воины всегда знают и навсегда запомнят.

Что в жилах Морского Волка

Любая буря утихнет…

Песня скальда наполняла меня гордостью, и я был счастлив что часть этой крови течет и в моих жилах…

— Люди поняли, о чем эта песня. Холодная сталь его меча покорила ирландцев, холодное спокойствие его души усмирило море, и его начали звать Морской Волк или Хладнокровный. Так и запомни, Энгус: если бы у твоего отца не хватило терпения, он не ступил бы на землю — и ты никогда бы не родился. А теперь ешь свою овсянку, наточи топор и хорошенько изучай врага, ожидая нужного момента для нападения. И ничего не предпринимай ни секундой раньше или позже.

С этими словами старый скальд поднялся и ушел. Он всегда уходил после серьезного разговора, ибо хотел дать мне возможность побыть в одиночестве и хорошенько обдумать услышанное. Но сейчас даже эта история про отца не могла успокоить моего нетерпения, тем более что не так давно я услышал другую историю возникновения его прозвища — историю о том, как он парализовал своих врагов одним взглядом, а потом связал их шеи веревкой рабов.

Это был образ воина, скорее, бешеного, чем терпеливого, который тогда устраивал меня больше, особенно в день моей жажды первого боя и славы. Ведь для чего, как не для этого, мы живем? Умереть в славной битве и наслаждаться вечным празднеством в Валгалле рядом с Одином, воюя днем и торжествуя победу ночью.

Я побыстрее доел овсянку, проглотил кусок сыра и отправился к собравшимся уже воинам. Однако история Браги продолжала неотвязно звучать у меня в ушах: в конце концов, именно он был моим первым учителем, человеком, познакомившим меня с рунами, научившим меня алфавиту и рассказывавшим легенды родины моего отца. Но учиться терпению я все-таки предпочитал в поисках ярости и мести.

Я пробежал по лагерю, ища отца, и вышел на берег, где качались суда. Морской Волк был там и о чем-то спорил с Хагартом, который тоже принял участие в нашем завоевательном походе.

Оба горячились, рука Волка лежала уже на рукояти меча. Я остановился в отдалении, оставаясь невидимым, но слыша долетавшие до меня обрывки разговора. Я до сих пор помню этот момент, который произвел на меня сильнейшее впечатление. Я был очарован отцом. Холодный осенний ветер шевелил его волосы, и борода двигалась в такт словам, которыми он защищал свое мнение перед другим могущественным ярлом. Как я любил отца, как желал походить на него, обладать его мужеством, его силой!

Хагарт был в бешенстве. Две недели назад три корабля, построенные вестфолдвикингами [5], вошли в порт Кайта, нашей деревни на северо-восточном побережье земли скоттов, которую римляне называли ранее Каледонией. Они принесли весть о том, что Айвар Бесхребетный собирает людей со всех поселений, чтобы создать самую могущественную из когда-либо существовавших армию викингов и завоевать страну восточных англов. Айвар хотел отомстить за смерть своего отца Рагнара и призывал всех воинов от Скании до Йорундфьорда присоединиться к нему. Но если Айвар мечтал о мести, то остальных больше привлекала дань — плата, которую датские викинги взимали за заключение мира. В землях саксов нас ждало множество серебра, и когда вестфолды прибыли к нам с такой новостью, отец, привлеченный, впрочем, больше приключениями, чем серебром, немедленно приготовил свой корабль, набрал команду и пустился в открытое море.

Морской Волк отвечал коротко и резко. Он знал, что Айвар мстит за отца, что дух старого Рагнара жаждет отмщения, которого еще не свершили его сыновья. Айвар непременно скоро явится. Но он, Морской Волк, Хладнокровный, не станет ждать его. Он сам начнет вторжение. Здесь пять кораблей, считая вестфолдов… Ветер доносил до меня все больше отцовских слов. Отец уже почти кричал, и огромный Хагарт, несмотря на свой рост, казался крошечным рядом с такой решительностью. Именно за нее и уважали отца все ярлы скоттов. Отец убеждал Хагарта, что они с легкостью возьмут поселение в устье реки, но сделать это надо немедленно, пока жители не узнали о нашем прибытии. И тогда мы сможем перезимовать в деревне, спокойно дожидаясь Айвара. Стоит уже поздняя осень, Айвара до сих пор нет, а заняв деревню, мы сможем защищать ее всю зиму, и делать это гораздо удобнее за ее стенами, чем в грязи посреди поля. В деревне есть запасы, и, может быть, добычи хватит на все пять кораблей. В конце концов Хагарт согласился со всем, за исключением дележа добычи между пятью судами. Он считал, что если вестфолды обманули нас насчет Айвара, то к началу весны их следует убить, а всю добычу забрать себе…

Я стоял и слушал разговор, внесший смятение в мою душу и разрушивший созданные мной образы идеальных воинов. В своих юношеских мечтах убийство товарищей из-за добычи казалось мне чудовищным, особенно если учесть, что деревенька была крошечная и еще неизвестно, сколько там могло оказаться добычи. Тут отец заметил меня по тени на песке, прищурился и кратко поприветствовал. Я подошел.

— Что тебе нужно, Энгус?

— К сожалению, отец, я слышал ваш разговор и потому хочу предложить себя в качестве разведчика, я проберусь в деревню и все разузнаю.

Морской Волк сощурился еще сильнее и, кажется, заинтересовался моим предложением. Я же из кожи вон лез, чтобы доказать отцу, какой я храбрый воин и на какие подвиги способен. Но молчание Волка сбивало меня. Первым его нарушил смущенный кашель Хагарта.

— Знаешь, Волк, Бригад убьет тебя, если ты пошлешь ее любимого сыночка с подобным поручением, — рассмеялся он. — А, кроме того, мы не можем верить неопытному щенку, который едва различает в снегу кроличий след.

Кровь моя закипела, слова Хагарта жаром ворвались в мои уши. Одно дело было услышать подобное от Эсбьорна, которого можно было проучить, и совсем иное — от опытного воина, всегда потрясавшего мое воображение победами и славой. Но все же я кинулся на него со всей мочи. Хагарт удержал меня за плечи, рассмеялся и попросил прощения.

— Да ты, парень, и впрямь силен, — сквозь смех признал он. — Ладно, Энгус, мир. Ты же знаешь, не мне с тобой сражаться. — Потом он повернулся к отцу и уже совсем серьезно добавил: