Небо, полное звезд - Олег Авраменко Страница 6

Все обзорные экраны в рубке зияли чернотой. Они ничего не показывали, так как снаружи ничего не было. Даже вакуума. Мы, астронавты, употребляем слова «лететь» и «полёт», подразумевая под этим последовательность прыжков; но никогда не называем полётом сам прыжок – тем более полётом в гиперпространстве. Потому что нет никакого гиперпространства; есть лишь Абсолютное Ничто, Предвечная Пустота, которую мы пронзаем, чтобы добраться до звёзд. Пустота более ужасная, чем любой океан энергии…

Когда в 2177 году, немногим более четырёх столетий назад, была разработана теория гипердрайва и создан первый космический аппарат, который за сотые доли секунды преодолевал несколько астрономических единиц, всё человечество возликовало. Звёзды, которые раньше казались такими далёкими и недоступными, вдруг стали близкими и достижимыми. Перед людьми открылась дорога в Большой Космос, не ограниченный пределами Солнечной системы. Дорога к другим мирам, к новому жизненному пространству.

Затаив дыхание перенаселённая Земля следила за экспериментами с животными – от мышей до обезьян. Потом медики долго наблюдали за четвероногими астронавтами, проводя различные тесты, пока не пришли к единодушному выводу, что гипердрайв не оказал на них вредного воздействия. Наконец настала очередь человека… и по всей планете прокатился вздох ужаса и разочарования.

Сверхсветовой прыжок не убивал людей, но полностью лишал их рассудка, превращал в безмозглых идиотов. Одно короткое мгновение гипердрайва буквально плавило человеческие мозги, тогда как разум животных – и примитивный мышиный, и высокоразвитый у приматов – при этом нисколько не страдал. Положение не спасали и мягкие формы анабиоза вроде гибернации. От безумия предохраняло только полное замораживание в криогенных камерах, но тут возникала другая, тоже неразрешимая проблема – в среднем восемь из десяти человек, подвергнутых жёсткому анабиозу, так и не оживали после размораживания, а уцелевшие нуждались в длительной восстановительной терапии. А если учесть, что там, у других звёзд, не было никого, кто мог бы оказать медицинскую помощь оживлённым людям, то вероятность смерти возрастала до всех ста процентов.

Путь в Большой Космос на деле оказался дорогой сквозь ад. Гипердрайв, конечно, нашёл практическое применение – беспилотные суда использовались для переброски срочных грузов в пределах Солнечной системы, а к звёздам отправлялись автоматические исследовательские станции, которые сокращённо именовались «автоматами». Но большинства людей это не касалось. Их волновали более насущные вопросы, прежде всего – перенаселённость, загрязнение окружающей среды и истощение природных ресурсов.

Тем не менее эксперименты со сверхсветовыми прыжками при участии человека не прекращались, благо в добровольцах недостатка не было. Ученные постоянно совершенствовали системы гипердрайва, испытывали разные модели и всевозможные режимы их работы, разрабатывали весьма хитроумные средства защиты – но всё безуспешно. Им не удавалось даже понять, почему гипердрайв разрушает человеческий разум. Это, кстати, до сих пор неизвестно.

Только спустя двадцать девять лет со времени изобретения гипердрайва, уже в начале XXIII века, случилось то, чего уже почти никто всерьёз не ожидал: очередной подопытный сохранил после прыжка здравый рассудок. Звали его Раден Афанди; как и многие другие добровольцы, он был нелегальным мигрантом и вызвался участвовать в эксперименте ради предоставления его семье гражданства Федерации.

Очень скоро стало очевидно, что ни режим гипердрайва, ни особенности конструкции данной конкретной модели, ни средства защиты не сыграли тут никакой роли. Причина была в самом Афанди, которого почти сразу назвали резистентным – то есть сопротивляемым. Гораздо сложнее было выяснить – нет, даже не то, почему он не сошёл с ума, а хотя бы признак, по которому можно отыскать других резистентных. В конце концов, после анализа тысяч различных вариантов, такой признак нашли. Он был достаточно прост и легко поддавался обнаружению при помощи серии несложных медицинских тестов. Вот только оказалось, что резистентные встречаются чрезвычайно редко – примерно один на два миллиона человек.

В Северной Федерации, где каждый гражданин имел доступ к медицине (если не к платной, то к страховой, а если не к страховой, то к социальной), почти всех резистентных выявляли ещё в младенческом возрасте. В других сверхдержавах Земли дела обстояли намного хуже и особенно плачевно – в Африканской Республике, где более трёх четвертей населения были лишены даже самого элементарного медицинского обслуживания. Правительство Федерации неоднократно предлагало африканцам помощь в проверке их детей на резистентность (разумеется, с выгодой для себя), но всякий раз тамошние власти выдвигали заведомо неприемлемые условия.

Как показали генетические исследования, резистентность не являлась наследственным признаком и не могла быть привита искусственно. Механизм её возникновения и функционирования так и остался неразгаданной загадкой. Распределение резистентных по различным расовым и этническим группам было приблизительно одинаково, а отклонения от среднего в ту или другую сторону не выходили за рамки статистической погрешности.

Зато обнаружилась существенная корреляция между резистентностью и умственными способностями. Априори логично было предположить, что коль скоро все животные, включительно с обезьянами, абсолютно нечувствительны к воздействию гипердрайва, то у людей сопротивляемостью должны обладать преимущественно индивидуумы с низким уровнем интеллекта. Однако в действительности картина оказалась прямо противоположной: у восьмидесяти процентов резистентных коэффициент умственного развития превышает сто двадцать единиц, тогда как по всему человечеству в целом таким показателем обладает лишь каждый шестой.

С открытием резистентности началась третья космическая эра – звёздная эра. Но для обычных людей это ничего не меняло. Все они, за исключением горстки избранных, по-прежнему были пленниками Солнечной системы, а проблема перенаселённости Земли оставалась всё так же актуальна. Человечество в целом обрело бессмертие – пусть и медленно, очень медленно, но оно всё же начало покорять Галактику. Зато отдельные индивидуумы, составляющие это человечество, были обречены умереть там, где и родились. Правда, у каждого ещё имелся шанс совершить межзвёздное путешествие в криогенной камере – теперь было кому позаботиться о выживших после разморозки. Но такой способ переселения на другие планеты, с вероятностью четыре к одному угодить на тот свет, не приобрёл широкой популярности. Хотя желающих рискнуть хватало – и как раз они (вернее, двадцать процентов выживших) становились основателями новых внеземных колоний.

Ну а мы, резистентные, стали орудием космической экспансии человечества. Как и ко всем, кто выделялся среди прочей массы людей, к нам относились двояко.

Нами восхищались и нас презирали, нам завидовали и нас ненавидели, мы были элитой и париями. Мы были астронавтами – людьми, летающими к звёздам…

Наконец истекли неполные девять минут прыжка, и корабль вернулся в пространство. На обзорных экранах снова засияли звёзды. Мы находились на расстоянии полупарсека от Земли. Солнечный свет долетал сюда за полтора года.