Дитя Ойкумены - Генри Лайон Олди Страница 58
Дитя Ойкумены - Генри Лайон Олди читать онлайн бесплатно
– Кто? – спросил Джошуа Фластбер, этнолог.
– Слон. Я отступил от него, и детеныш антилопы отступил от него.
– Почему?
– Потому что малое должно отступать от большого, – пояснил маленький охотник Цагн, и в доказательство сел подальше от собеседника. – Это мудрость начала времен, и конца времен, да. Но слон не внял нашей мудрости. Он проглотил детеныша антилопы, сделал кучу над моей ямкой-домом и ушел пить воду. Много воды, да.
– Продолжай, – сказал Джошуа Фластбер, этнолог.
– Мои ягодицы ссохлись от горя, – вздохнул маленький охотник Цагн. – Мой живот остыл. Мог ли я снести такое, нет? Я догнал слона и забрался к нему в брюхо через пупок. Там я достал иглу дикобраза, которую носил при себе, уколол слона больно-больно, да – и он отрыгнул прекрасного детеныша антилопы. Мы сделали перед слоном две кучи и убежали.
– Зачем ты это сделал? – спросил Джошуа Фластбер, этнолог.
Маленький охотник Цагн не ответил.
– Я не про кучи, – сказал Джошуа Фластбер, этнолог. – И не про то, что слоны не едят антилоп, и ты это знаешь лучше меня. Я про другое. Зачем ты спасал антилопу? Ты ведь мог погибнуть, да?
Маленький охотник Цагн не ответил. С самого начала – с зари времен – он знал, что собеседник ничего не поймет. Малое отступает перед большим, да. Но если большое огромно, оно всё равно проглотит малое. Отступай, не отступай, да. И тогда кто-то же должен спасти малое?
Ясно, нет?
Джошуа Фластбер спрятал уником. Еще одна сказка, подумал он. И ни малейшего намека на разгадку. Почему овакуруа так ненавидят собственных предков? В сказках вообще не упоминались предки. Всякий овакуруа, рассказывая сказку, говорил про себя. Я-Кауру, кролик. Я-Квамманга, радуга. Я-Цагн, богомол.
И никогда: я-человек.
…Фома принес две пригласительные карточки на «Мондонг». Регина не спросила, где он их раздобыл. Она только грустно вздохнула и покрутила пальцем у виска. Дурачок ты, Фома. Я ж тебе говорила про биозапрос клиента. Ну хорошо, попали мы в транс-зал. Заняли ложу, легли на диванчики. Взяли по щепотке куим-сё с записью фильма и положили на то место, возле которого я крутила пальцем. «Извините, – сообщит нам вежливый контроллер, – ваш возраст не соответствует установленному для просмотра. Заходите через пару лет, будем рады…» И просидим мы с Линдой два часа на диванчиках, тупо глядя в стенку.
Эх ты, Фома…
Ага, ухмыльнулся Фома. Всё так, да не так. И достал тюбик геля без этикетки. Вот, смажете этой дрянью виски – перед тем, как накладывать плесень с «Мондонгом». Разотрете пальцем, чтобы гель хорошенько впитался, и можно брать куим-сё. Никаких проблем, гарантирую. Контроллер промолчит в тряпочку. Смотрите фильм в свое удовольствие.
Что это, спросила подозрительная Линда.
Старичок, ответил Фома.
Что?!
Мы, арт-трансеры, так зовем этот гель. Бывает, что тебя еще до совершеннолетия привлекают к записи взрослой картины с возрастными ограничениями. Меня, например, привлекали. И очень хорошо платили. Нет, не подумайте, никакой порнографии! Боевик, где подростки, изолированные на острове, убивали друг друга…
А это законно?
Да. Если, конечно, родители подпишут согласительный лист. Перед транс-сессией тебе выдают тюбик «Старичка». Намазался, и никаких проблем. Даже если в гифах плесени заранее прописаны ограничители. Только мне надо было мазать всё тело – я же ложился в капсулу, голышом. А вам достаточно смазать место контакта с куим-сё…
Ну, Линда расцеловала Фому.
И Регина расцеловала.
Гладкие стенки желоба, ускоряясь, потекли назад и вверх. Желоб закручивался спиралью, как «змея» в аквапарке на Китте, где Гельмут отдыхал с семьей. Здесь тебе не курорт, идиот, вздохнул Гельмут. Здесь Мондонг, адская песочница. И желоб – не аттракцион, а единственная система спуска в пирамиду. Впрочем, подъем еще интереснее. Человека всасывает в желоб и возносит к поверхности земли. Силовое поле или биомагнитный захват… Вот только поле не фиксируется. И захват не фиксируется. Ноль активности, дери ее наждаком! Во всех диапазонах пирамида мертвей высохшей мумии. Электромагнетизм, гравианомалии, радиоактивность, тепловое излучение…
Пять лет назад коллега ван дер Гоольц додумался заново определить основные константы Вселенной – внутри пирамиды. И обнаружил расхождения на тысячные доли процента. Всё списали на погрешности, но ван дер Гоольц, упрямый осел, настаивал. Провели повторное определение; десятое, сотое… Наконец самые отъявленные скептики признали: константы в пирамиде отличаются от таковых вне ее! Гельмут помнил, какую сенсацию это произвело в научном мире. Информация просочилась в медиа-средства. Репортеры обезумели: «Артефакт братской Вселенной!», «Вторжение параллельников!», «Тайны мондонгских подземелий»…
Заложило уши, как на глубине. Мембрана на выходе из желоба тоже не фиксировалась аппаратурой. Над головой мерцали сталактиты. Свет стекал с них липкими лентами. Казалось, произнеси слово, и оно приклеится, отчаянно трепеща крылышками. Этот свет приборы в упор «не видели». Глаза с приборами не соглашались.
– Я на четвертом ярусе. Желоб свободен.
– Принято.
Метрах в тридцати под потолком висело «солнышко». Горя в треть накала, оно освещало рабочую площадку. Развернутая скан-станция «Спрут Мульти-Д9», консоль дисплеев. Молочно-белый куб аналитического блока, совмещенного с кварцевым накопителем. Плазмогенератор. Кресло оператора, в котором окопалась Юнса. Шлюха, подумал Гельмут. Гадская шлюха. Вчера он прождал Юнсу до полуночи. Потом из коттеджа Тимоти Фленегана, механика, похожего на гориллу, раздались знакомые кошачьи вопли – и Гельмут ушел спать, проклиная изменницу.
Во сне он видел голую Юнсу, хохочущую над ним.
В мерцании сталактитов техника смотрелась безумной инсталляцией скульптора-авангардиста. Пол цвета гнилого манго попискивал под башмаками. Писк разбегался по углам, прячась. Гельмут боролся с собой, даже ходил на сеансы к психотерапевту, но так и не избавился от ощущения, что идет по одеялу из крыс. Ни бур, ни плазменный резак не смогли отсечь от покрытия хоть кусочек для анализа.
Когда на Мондонге, в центре пустыни Карагуа, были обнаружены четыре подземные пирамиды, выяснилось, что аборигены, сукины дети, о них чудесно знали. Но отмалчивались. Зачем говорить о том, чего нет? «Как это – нет? Вот, дыра в песке. Вот, брюхо пещеры», – объясняли ученые на доступном овакуруа языке. Дыра, да, соглашались аборигены. И брюхо, да.
Так почему же нет?
По всему, отвечали дикари. Этого не было всегда, еще до зари времен.
Кто их поймет, психов, застрявших в каменном веке? Им даешь рис, чудесный рис в термобанке, а они выбрасывают твой рис и жрут личинки термитов, горстями запихивая их в пасть. Им предоставляешь места в госпитале, а они оставляют старух умирать в песках, и женщины овакуруа рожают, присев на корточки, быстрее кошек – иначе роженице не догнать племя, ушедшее вперед. Хотя… В стремлении держаться подальше от пирамид имелось рациональное зерно. Гельмут попал на Мондонг зеленым лаборантом, с первой волной исследователей. И до сих пор с криком просыпался среди ночи, хватая ртом кондиционированный воздух.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии