Собака и волк - Пол Андерсон Страница 58

— Да, но тогда я и не предполагал, что это будет так плохо, — признался Грациллоний.

Апулей покачал головой:

— Мы не одиноки. Боюсь, не поздоровится всей Арморике.

— Ну, ладно… увидимся позднее. Завтра? — Грациллоний глубоко вздохнул. — Надо ехать, говорить с ними. Дело не терпит отлагательства. Ведь они мои люди.

Ударил пятками в бока лошади. Фавоний радостно встрепенулся, топнул копытом и пустился рысью. Грациллоний оглянулся. Страх прошел. Воля укрепилась. Он готов был сражаться как за семью сенатора, так и за каждого жителя в отдельности. Помахал на прощание рукой. Улыбнулся Верании. Она выпрямилась и помахала в ответ.

Стараясь не спешить, двинулся по берегу реки. Солнце добралось до горизонта. На поля надвинулись сумерки, но вода и кроны деревьев отсвечивали золотом. До полной темноты оставался час. Птицы возвращались в гнезда. Прохладная музыка ручья смешивалась с топотом копыт. Поскрипывало седло. От жеребца исходил теплый сладковатый запах. Грациллоний притронулся к ножнам. Это его земля. Он обязан питать и защищать ее. Да не прекратится с ним его род.

Нужно дать Руфинию время объехать колонию и созвать людей на собрание. А он тем временем заедет домой, позаботится о Фавоние и себя приведет в порядок. А, да… надо надеть боевое облачение, заказанное для него Апулеем. Сегодня он предстанет перед народом как вождь и защитник.

V

Спустились сумерки. Прошли сутки с момента победы над зверем. На темно-синем небе светила, словно лампа, луна. Лес зубчатой стеной вставал за Апулеевой дачей. Мерцали звезды. Стоя на крыльце, Грациллоний смотрел на толпу. В темноте она походила на большого застывшего в ожидании зверя, а факелы — на символы открытого неповиновения. Руна вынесла на крыльцо табуреты и поставила на них фонари, иначе толпа бы его не разглядела. Тускло светились кольчуга, шлем с гребнем, клинок меча, вынутый из ножен. Руна стояла позади Грациллония.

— …держитесь, — голос его гремел над толпой. — Тем, кто попытается разбить нас, ответим — нет! Мы просили оставить нас в покое, хотели сами распоряжаться своей жизнью. Они нас не послушали. Ну что ж, тем хуже для них! Скорого конца неприятностям я не обещаю. Нам придется пойти на уступки и заплатить справедливые налоги Римской империи, которая стала теперь и вашей матерью. Защитить права непросто, но мы это сделаем, а пока идет борьба, ваш долг — выполнять свои ежедневные обязанности и ничего не бояться. Не бойтесь. Послушайте меня. Вы, наверное, знаете, что людей приравнивают к товару. И женщин, и мужчин. Да и родители, бывает, вынуждены продавать детей в рабство. Я сам это видел. Обещаю, этого больше никогда не будет… если мы будем тверды. Тем более, что и римские законы это запрещают. Теперь еще вопрос: становиться ли нам гражданами? Если бы мы стали законной федерацией, были бы лучше защищены. С другой стороны, империи нам пока предложить нечего. Об этом нужно хорошенько подумать и прислушаться к советам умных и сильных людей. А такие люди у нас есть. Это Апулей, сенатор и трибун, и епископ Корентин, глава нашей церкви. Доверьтесь им.

— И ты, Граллон! — послышалось из толпы.

Грациллоний рассмеялся:

— Нет, я всего лишь старый солдат, — потом он посерьезнел и поднял меч. — Но должность трибуна с меня пока не сняли. От вашего имени я буду говорить с преторианским перфектом Арденсом из Треверорума. Он дружелюбно относится ко мне и, само собой разумеется, — к вам. А подчиняется он консулу Стилихону. Стилихон генерал, и кому, как не ему, знать, как нужен Риму надежный бастион на дальних рубежах его империи. Я должен защитить вас.

— Ибо я король Иса.

Радостный рев толпы, приветствия, смех и слезы.

* * *

Прочь, в темноту ночи, двинулись факелы на высоких шестах. Стало тихо. Ярко блестели звезды.

Руна сбросила черный плащ и подошла к нему. Шелковое платье подчеркивало стройную фигуру. Распущенные по плечам волосы блестели под фонарем. Протянула к нему руки, и он взял их, прежде чем успел подумать. Мыслей не было никаких. После обращения к народу он еще не пришел в себя. Его переполняло волнение.

— Ты настоящий король, — сказала она. Голос ее дрогнул.

Узкое лицо, подобное камее, плыло перед глазами. «Какая белая кожа».

— Однажды я сказала себе: он воплощение Тараниса на земле, — шепнула Руна. — Я знаю: так думать нельзя, да и ты будешь отрицать это. Но сегодня ты уже не был простым смертным, Грациллоний.

Он покачал головой:

— Я не собирался внушать людям пустые надежды.

— Такая власть над людьми может прийти только свыше. Ты до сих пор не можешь опуститься на землю. Слишком низко для тебя. Ты — Бог… полубог, герой. Да исполнится твоя воля. Останься со мной на ночь.

Она прижалась к нему и оказалась в его объятиях. Слились в поцелуе губы. Грациллония подхватила высокая волна и подкинула к небу.

И вдруг он на миг ощутил ледяное течение.

— Королевы, — пробормотал он, зарывшись в душистые волосы.

— Ты расстался с богами Иса. Нет у них теперь над тобой власти. Пойдем же.

Волна снова его подхватила.

* * *

В спальне она отставила в сторону фонарь, который принесла с собой. Он тут же схватил ее в объятия.

— Подожди, — сказала она. Он опрокинул ее на постель и поднял юбку. Фонарь выхватил из темноты гладкие стройные ноги, округлые бедра и темный треугольник между ними. Она улыбнулась.

— Да будет воля твоя, король.

Он упал на нее. Зазвенела кольчуга. Она невольно вскрикнула. Должно быть, он ее оцарапал. Расстегнул шлем и швырнул на пол. За ним последовали меч и пояс, кольчуга и, наконец, бриджи. Она обняла его.

* * *

Потом он сказал:

— Все произошло так быстро. Прости меня.

Она взъерошила ему волосы:

— У нас с тобой так долго ничего не было. Погоди. Впереди целая ночь.

— Да. — Он приподнялся, и они разделись полностью, помогая друг другу.

Грудь у нее была маленькая, но твердая, с коричневыми сосками.

— Чего бы тебе хотелось? — спросила она.

— Все по твоему желанию, — он все еще стеснялся сказать ей, что нравилось ему с его женами — Форсквилис, Тамбилис и другими королевами. Да и не хотел он сейчас вспоминать об этом.

Она жадно поцеловала его.

— Ничего, мы еще приспособимся друг к другу. Да ведь ты не ужинал. Ты голоден?

— Да, но мне не еда нужна, — засмеялся он.

— Позднее мы разбудим Кату и попросим накормить нас. Она уже в шоке, и вряд ли можно будет удивить ее чем-то еще. Ладно, ей это только на пользу. Но этот час только наш, и больше ничей.

VI

В Аквилон они отправились пешком. Полдень был солнечным и теплым. Пахло созревшим хлебом. В клевере жужжали пчелы. В поле за Одитой мужчины и женщины жали пшеницу, дети собирали колоски.