Покоренная сила - Евгений Красницкий Страница 55

«Ну вот, блин, транспорт уходит в декретный отпуск. Дожили, туды растуды. И на чем ездить будем? Когда ж она успела-то?»

– И какой срок?

– А? – Прошка, увлекшись своими рассуждениями, не понял вопроса. – Какой срок, Минь?

– Я спрашиваю: когда жеребенка ждать?

– Так не скоро еще, где-нибудь весной, лошади же целый год жеребят носят.

– Целый год, говоришь? Тогда при чем тут пастбище? Она что, на снегу паслась, когда ее… Это самое.

– Ой, и правда! – Прошка от удивления даже остановился. – Тогда не знаю, Минь.

– Чего не знаешь?

– Кто Рыжуху покрыл. Вы же тогда в Туров ездили.

– В командировке, значит, нагуляла… – Мишка осекся, слишком поздно поняв, что ляпнул вслух нечто неадекватное ситуации. – Слушай, Прош, а ты как догадался, не заметно же еще ничего?

– Ну… – Прошка неопределенно пошевелил в воздухе пальцами. – Почувствовал, эдак… Да ты у Юльки спроси, она со мной согласилась.

«Не отягченные цивилизацией умы улавливают нюансы, недоступные позднейшим поколениям. Однако, что с Рыжухой? Так плохо, что консилиум собирался? И неважно, что „профессора“ еще дети – одной нет тринадцати, я другому одиннадцати лет. У обоих – дар Божий».

– Вылечить-то сможете?

– Да конечно! – Прошка даже и не задумался перед ответом. – Все пройдет, ну, может… хромать будет… немножко. Да нет! Выздоровеет! Ты только не забывай ее, разок в день подойди, поговори, хоть недолго, ей же обидно: ездил, ездил, а как заболела, так и забыл.

«Вот так, сэр! „Ездил, ездил, а как заболела, так и забыл“. ЗДЕСЬ это говорят о животных, а ТАМ это с людьми, и не говорят, а делают. С женщинами, главным образом. И никого это не удивляет. „Темное Средневековье“, мать вашу!»

Кого он мысленно обматерил, Мишка затруднился бы определить даже для себя самого, но, дойдя до дому, тут же полез в погреб за любимой Рыжухой морковкой.

– Девочка моя. – Ласково приговаривая, Мишка оглаживал кобылу одной ладонью, а на другой подавал Рыжухе морковь. – Я тебя люблю, я тебя не забыл, я тебя не брошу. Вас у меня двое было: ты да Чиф, теперь ты одна осталась. Вы меня оба спасали, как умели, если бы не вы, мне бы уже не жить. Дурак я дурак со своей наукой. Команду создать, команду… Да кто же знал? Это я ТАМ привык – в «каменных джунглях»: есть семья, есть друзья разной степени близости, и есть команда единомышленников-профессионалов. А вот оказывается, что есть еще и нечто четвертое, не знаю, как и назвать. И не только люди. Сколько раз я ЗДЕСЬ уже по краю прошел? Почему вы меня вытаскивали? Ты, Юлька, Роська, Чиф… Кто я вам?

Рыжуха, словно понимая Мишкины слова, перестала жевать и потерлась мордой о его плечо.

– Я твой должник, девочка моя, никогда тебя не брошу, никому не дам в обиду. Да и не в долге дело. Просто мы… Прости, моя хорошая, не знаю, как сказать… Просто мы друг без друга никуда. Вот и все! Родится у тебя сынок, назовем его как-нибудь красиво, вместе будем…

Краем глаза Мишка уловил поблизости какое-то яркое пятно, повернул голову и увидел Спиридона. Тот снова был весь из себя аккуратный, прилизанный, словно ничего с ним вчера и не приключилось. Только рубаху сменил – розовую на голубую.

«Ну что за тип? Вот про таких и говорят: „Ему плюй в глаза, а он: «Божья роса“.

– Чего пялишься? Нечем занять…

На последнем слове голос сорвался, и Мишка дал классического подросткового «петуха». Спиридон по-идиотски хихикнул. Мало того что приказчик подглядывал за чем-то… даже термина-то не подобрать… Интимным, что ли? Так вдобавок еще и… Мишка почувствовал, что его охватывает бешенство, и, сам внутренне замирая от ужаса, прямо-таки с восторгом, полностью отдался ему.

От смерти приказчика спасли только Мишкины вчерашние травмы. Прыжок через загородку с опорой левой рукой на верхнюю жердь не удался. В правом боку резануло болью, опорная рука подогнулась, и Мишка, зацепившись за жердь ногами, полетел на землю вниз головой, чуть не напоровшись на собственный кинжал, зажатый в правой руке. Когда он со звериным рычанием и налитыми кровью глазами поднялся на ноги, Спирьки уже и след простыл.

– Убью, кур-р-рва!!! – Мишка словно зверь заозирался по сторонам в поисках исчезнувшего приказчика. – Где?.. Твою мать… Куда?.. Сучара!!!

Выхаркивая из себя бессмысленный набор слов, Мишка кинулся к ближайшему углу, ярко, до мельчайших подробностей, представляя себе, как лезвие кинжала вонзается в самую середину голубого пятна Спирькиной рубахи… За углом никого не оказалось. Мишка крутнулся вокруг собственной оси, обводя бешеным взглядом подворье. Везде углы, проходы, повороты – теснотища… Стены… Бревенчатые стены окружали со всех сторон, мешая увидеть Спиридона. Мишка взревел медведем и ударил клинком в ближайший сруб, с трудом вытащил засевшее в сосновом бревне железо, ударил еще раз, потом еще… Клинок с жалобным звоном переломился у самой рукояти.

– Всех вас, падлы… Скоты!!! Ур-рою!!!

Мишка несколько раз пнул стену ногой, потом нагнулся и потянул из-за голенища засапожник. В боку опять резануло болью так, что не сразу удалось разогнуться.

– Т-твою же мать… Все равно найду… Как свинью выпотрошу! Не спрячешься…

– Михайла! Остановись!

Мишка так и замер в согнутом положении. Интонации были в точности дедовские. Но голос женский! Прижимая локоть к больному боку, Мишка медленно разогнулся и так же медленно, стараясь не наклонять корпус, развернулся, неловко переступая ногами. В трех шагах от него совершенно спокойно, в своей любимой позе – руки под грудью, стояла Листвяна, из-за ее плеча испуганно таращилась одна из кухонных девок.

– Плюнь, Михайла Фролыч, не стоит он того.

Рот уже открылся для того, чтобы послать ключницу… в самые разнообразные места, но вдруг обнаружилось, что ярость как пришла, так и ушла. Пока удивлялся, как это дед заговорил женским голосом, пока разгибался да разворачивался…

– Пойдем, старшина, приляжешь, – продолжила Листвяна. – Рановато ты с постели поднялся, полежать бы тебе еще денек. Сейчас медку тебе стоялого чарочку поднесем, согреешься, успокоишься…

Вспышка бешенства, как оказалось, высосала из Мишки все силы. Он покорно дал подхватить себя под руки, разжать по одному пальцы на рукояти засапожника, отвести в дом…

Уже сидя на постели и прихлебывая из чарки мед, Мишка равнодушно слушал, как Листвяна рассказывает неизвестно откуда взявшейся матери:

– Ничего страшного: покричал, стенку ногами попинал, ножик, правда, сломал, но главное – никто ему под руку не подвернулся. Обошлось.

– Он же тебя мог… – В голосе матери сквозил нешуточный страх. – Как ты решилась-то?

– А у меня муж-покойник такой же был. Бывало, как вспыхнет, как вспыхнет… Через это сколько раз сельчанами бит был! Да и смерть принял… Они с соседом берлогу медвежью нашли. Сосед-то рогатину наставил, а медведь на дыбы вставать не стал, а «свиньей» пошел. Рогатину лапой в сторону отбил, тут бы и конец соседушке. А мой как заревет да с топором… Сосед потом сказывал, что неизвестно, кто страшнее ревел – мой или медведь. Так что видала я такое не один раз, знаю и как время выбрать, да что делать надо. Ну и про характер лисовиновский тоже… С матерым мужем управлялась, а тут-то…