«Генерал Сорви-Голова». «Попаданец» против Британской Империи - Сергей Бузинин Страница 53

– И вот шо я ишо вам скажу напоследок, селедки тухлые, – прорычал боцман, глядя на две короткие шеренги матросов «Одиссея», сдержанно перешептывающихся и пересмеивающихся в ожидании волшебного слова «Свободны!» – Викентий Палыч вам свое напутственное слово перед сходом на берег сказал, а я добавлю и, если надобно будет – прям в рыло! До исподнего не пропиваться! А то знаю я вас, оглоедов, щас же по кабакам пойдете…

– А сам-то ты, Артемий Кузьмич, куды направишси? – прервал ворчание боцмана озорной выкрик из второй шеренги. – Ой, не в кабак ли?

– А ен в енту, как яе, в дисгармонь, да нет, в фи-лармонью, мать яе яти, пойдеть, – поддержал кто-то вопрошавшего. – Или в оту, шоб ей пусто было, в бябляотеку! Во!

Дружный хохот из трех десятков глоток, заглушивший продолжение речи двух весельчаков, смолк так же мгновенно, как и возник, когда боцман обвел строй мрачным взглядом.

– Филька! Энто ты никак сумничать решил? – Ховрин безошибочно ткнул прокуренным пальцем в сторону насмешника. – Так вот шо я тебе скажу, паря! Даже если, упаси Хосспыдя, сам архангел Гавриил спустится к тебе из своей душегубки и скажет: «Седни последний день и ты, матрос, пей-гуляй, как твоя душа пожелает!», а ты, шанглот на мудах, все свое добро в кабаке спустишь, я тя даже в чистилище найду и так твою рожу паскудную отрихтую, шо мы потом твою бошку сильно вумную заместо кнехта пользовать будем!

– Да ты не серчай, Артемий Кузьмич, – раздался испуганный голос. – Я ж не со зла, я так, обчество повеселить…

– Тож мне, обчественный старатель нашелся, – буркнул боцман чуть более благодушным тоном. – Так вот, обчество! Один раз скажу – больше повторять не буду! Форменки да сапоги не пропивать! В остальном – как знаете, не дети малые, чай… И вот ишо шо! В драки не встревать! – довольно ухмыльнулся боцман, глядя на оторопевших матросов.

– Эта че, мне в моську кулаком сувать будут, а я, как в Писании сказано, стой, молчи да другу щеку подставляй?! – озвучил Филька повисший в воздухе общий вопрос.

– Эта шоб если кто в морду тебе сунет, шоб потом ты на ногах остался, а не обидчик твой. – Ховрин звучно впечатал кулак в ладонь, внося успокаивающие коррективы. – Шоб потом и ен, и дружки яво внукам своим заповедали, шо неча трогать расейского матроса! А теперича, коли все поняли… Свободны!

Услышав долгожданную команду, строй моментально рассыпался на несколько стаек. То тут, то там звучали шлепки ладонями по плечам, раскатистый смех и зычные голоса, вносившие свои предложения о проведении свободного времени. Впрочем, весь нехитрый репертуар сводился к перечислению достоинств и недостатков портовых кабаков и борделей.

Не зная, как распорядиться выпавшей на сегодняшнюю ночь свободой, Троцкий молча стоял чуть в отдалении от общей толпы и наблюдал, как группы матросов, одна за другой, растворяются в вечернем портовом сумраке.

– Лева! И шо ты застыл, как дюк Ришелье перед своим же памятником? – звучно хлопнул его по плечу Корено. – Если у тебя есть мыслей за артистов и их представление, так я тебе без второго слова расстрою. Цирк Бенелли таки остался до Одессы и не имеет себе изжоги за гастроли! Таки здесь никто, кроме как мы, не мыслей за наш досуг. Так шо снимайся с якоря и следуй за мной в кильватере. Сеня отсемафорил, шо тут за углом есть одна приличная кантина, и мы тудой себе пригласили. Еще тудой себе пригласили Сеня, Василий и Петро.

Понятие «за углом» в данном случае оказалось почти буквальным – через десять минут ходьбы по переулкам, похожим один на другой, словно китайцы в глазах белого человека, компания подошла к одноэтажному каменному домику с фасадом, украшенным потрескавшейся деревянной вывеской, размалеванной в цвет итальянского флага.

Внутри кантину переполняли люди в коротких белых рубахах с отложными воротниками, повязанными широкими синими шейными галстуками, по-видимому, матросы с итальянского крейсера, пришедшего в порт накануне. С трудом найдя свободное место за узким квадратным столом, притулившимся к стене около входа, русские матросы прождали местный аналог полового почти четверть часа и уже собрались уйти, как к столику подбежал запыхавшийся мальчишка в залитом чем-то липким фартуке.

Спустя еще какое-то время, когда моряки, глядя на окружающее их чужое веселье, уже начали звереть от долго ожидания, тот же мальчишка с грохотом опустил на стол пару бутылок с граппой и стопку оловянных стаканчиков. Осознавая, что если заказать что-нибудь из еды, то будет отменный шанс в ожидании оной загнуться от голода, Корено сунул мальчишке несколько серебряных лир и отпустил его с богом.

Василек, парень с лицом украинского парубка и сложением циркового атлета, какому позавидовал бы и гоголевский Вакула, двумя пальцами раскрошил в мелкую крошку сургучные печати, закупоривавшие бутылки, и, угрюмо поглядывая на итальянских моряков, разлил водку по стаканам.

– Слышь, Никола, а можа, повыкидывем отсель эту шоблу, тогда хоть поедим нормально, а? – Семен Котов по прозвищу Сеня-волнолом с точностью хорошего дальномера одним взглядом измерил расстояние от своего кулака до челюсти ближайшего к нему итальянца. – А то пока они здеся гулеванить будут, мы какой-никакой еды вовек не дождемся.

Услышав Сенькины слова, Петро Ракитин, внешне маленький и щуплый, но в драке опасный, как гремучая змея, привстал из-за стола, взвешивая в своей руке табурет, а Василек, закинув единым махом содержимое стакана в глотку, азартно крякнул и смачно хрустнул пальцами, разминая кулаки.

– Шо я имею вам за это сказать, мой юный друг, – хмуро буркнул Корено, небрежно прихлебывая крепкую водку, словно лимонад жарким днем в парке. – Мне эти макаронники дороги не больше, чем ухарю цынтовка, но Кузьмич просил за такой мордобой, так шоб как мы шведу под Полтавой дали, а тут собралось столько босяков, шо, боюсь, в роли шведа окажемся мы.

– Так, может, ну ее к черту, эту кантину? – тоскливо протянул Троцкий, втайне надеявшийся, что вечер пройдет мирно. – Не одна же она на весь Порт-Саид, другую найдем?

– Не могу сказать, шо люблю эту идею как Айос-Димитриос [29], – проворчал Корено, допивая водку. – Но тут мы высохнем, как бычки на пляже, раньше, чем дождемся подмоги этим бутылкам, не говоря уже за покушать. И это притом, шо питья и осталось-то на пару глотков. Так шо допиваем эти капли и ложимся на новый курс.

Выхлебав свою порцию одним глотком, Коля смял в кулаке оловянный стаканчик, словно бумажную салфетку, и направился к выходу.

Несмотря на вечернее время, улицы бурлили самой разной публикой. Бродячие цирюльники. Мороженщики. Торговцы подсахаренным мелким льдом, лимонадом, гранатовым соком, коржами и лепешками. Кальянщики, предлагающие за мелкую монету покурить или просто затянуться из дымящихся кальянов. Фруктовщики с ломтями сочных арбузов и дынь, грудами винограда, бананов, апельсинов, персиков. Цветочники с букетищами и букетиками. Продавцы натасканных на охоту соколов и кречетов. Знахари с афродизиаками и снадобьями от всех на свете недугов. Уличные писцы с медными калямданами за поясом. Факиры и дервиши, увешанные амулетами, с длинными посохами и тыквенными баклагами. Астрологи и гадальщики с билетиками, предсказывающими будущее. Нищие с дрессированными обезьянами, калеки, фокусники и заклинатели змей. А также великое множество иных людей самых разнообразных национальностей, вероисповеданий и профессий, слишком многочисленных и разнообразных, чтобы пытаться их перечислить.