Музыка джунглей - Павел Марушкин Страница 5

Наконец плетёная дверца открылась, и Папа вышел наружу. Сегодня он был без своей обычной тростниковой шляпы и – небывалый случай – без трубки! Это могло означать только одно. Старейшины довольно щурились и потирали втихомолку ладони.

– Друзья мои! – начал Большой Папа. – Я получил тревожные вести. И вести эти таковы, что нам незамедлительно следует созвать совет племени, чтобы обсудить их. Наша реликвия, наш Священный Кальян уже наполнен ключевой водой, а кальянный табак, изготовленный лучшими мастерами, принесут с минуты на минуту.

Тут сквозь толпу протиснулся красный растрёпанный Пыха. Он протянул Папе закрытый крышкой глиняный горшочек и тут же смущённо скрылся за спинами старших. Папа приподнял крышку, понюхал и удовлетворенно кивнул.

– Старейшин попрошу ко мне, – сухо обратился он к толпе. – Остальные пока свободны.

Старейшины потянулись на склад, улыбаясь и поглаживая короткие седые бородки. Новости, как говорится, новостями, а вот чести покурить кальян они удостаивались только по большим праздникам. А ведь это старичьё ничем не отличается от тех, кто остался там, снаружи, – с неожиданным раздражением подумал Свистоль, закрывая за собой дверь. Старейшины! Все смоукеры живут одним днём; для них и прошлое, и будущее – это одно большое «сегодня», просто растянутое, длиной во всю жизнь. А завтра между тем уже постучалось к нам в лукошко, и надо что-то решать, причём решать прямо сейчас. А этим лишь бы накуриться. «Смоук»! Надо же было им с Папой придумать такое! А впрочем, это лучше, чем прыгать голыми у костра, вопя и потрясая копьями. Так они тогда и решили: трубка табаку больше способствует интеллектуальным усилиям, чем ритуальные пляски. Жаль только, что дальше трубки дело почти ни у кого не пошло.

Пока мундштук передавали по кругу, Свистоль поймал взгляд Большого Папы.

«Ну что, доцент? Кончилась старая жизнь?»

«Кончилась, профессор…»

Мундштук совершил полный оборот. Папа напоследок ещё раз затянулся и решительно отложил его в сторону.

– Друзья! – начал он.

Свистоль с интересом прислушивался. Между собой они с Папой обсудили всё ещё вчера. И вот теперь самый правильный смоукер, в обычной манере, лишь изредка чуть заметно приостанавливая плавное течение своей речи (Свистоль знал, что он в эти мгновения подбирает простые, понятные слова) обрисовывал сидевшим с раскрытыми ртами старейшинам картину нового мира. Перед глазами смоукеров вставали страшные видения бескрайних болот и озёр, разлившихся на месте знакомых и привычных полян и перелесков, в ушах звучал похоронный плеск волн, поглощающих табачные делянки, с таким трудом отвоёванные у Великого Леса. Наконец Большой Папа закончил. В наступившей тишине кто-то вдруг шумно перевел дух. Папа взял мундштук и принялся раскуривать кальян заново. Некоторое время все молчали.

– Высказывайтесь, друзья мои, высказывайтесь, – подбодрил их Свистоль.

– Так это что же, – маленький хлопотливый старейшина по имени Грибок хрипло прокашлялся. – Так что же, значит, выходит, нам конец? Так, что ли? Ты чё, Папа?

– Да не нам конец, а привычной нашей жизни. Деревне нашей конец. Это ты верно понял. А мы… Мы, смоукеры, ещё побарахтаемся, знаешь ли.

– А может, пронесёт? – робко спросил кто-то.

– А вот на это не рассчитывай, – Папа наставил на него жёлтый от никотина палец. – Будешь так думать, скоро проснёшься посреди болота с мокрой задницей.

– Сейчас нас только одно должно интересовать, – подал голос Свистоль. – Что делать?

– И кто виноват! – выкрикнул Гоппля, бывший лучший охотник и главный деревенский охальник, и по сю пору не забывающий поддерживать свою репутацию. – Я уж чую, что не просто так вода поднимается! Наверняка какие-нибудь несмоукеры плотину построили или что-нибудь ещё такое!

– Кто виноват, я тоже знаю, – кивнул Большой Папа.

– О-о! – восхищённо вздохнули старейшины.

– Да. Но нам не покарать виновного: он не кто-нибудь, а Великий Маг. Вы все знаете, что это такое.

«Ага, как же… Вы и понятия не имеете, – подумал Свистоль. – Да и мы с Папой тоже».

– Поэтому давайте сосредоточимся на выполнимом. Что нам следует сделать первым делом?

– Плоты вязать, я так полагаю, – кивнув собственным мыслям, сказал Грибок. – Если затоплять начнёт, плоты – первое дело! И большие, чтобы на всех места хватило. Саженцы табачные надо взять с собой, а высушенный табак запаковать хорошенько.

– А что? Он дело говорит! – вскинулся Гоппля. – Нам же еще урожай надо собрать, а, смоукеры?

– Грибок, ты хоть знаешь, как эти плоты строить?

– Нет, – несколько смущённо признал старейшина. – Но Папа же знает?

Папа кивнул.

– Вот, Папа знает, – облегчённо вздохнул Грибок. – Как он скажет, так и сделаем.

– Правда, Папа, что нам делать сейчас?

Большой Папа поморщился. Вот этого они как раз старались избежать… Конечно, выскажись он сейчас, и старейшины ухватятся за его слова, как утопающий за соломинку… Но как тогда заставить их соображать самих?

– Вы вот о чём подумайте. Допустим, найдём мы сухое место, высадим саженцы… А ну как потоп и туда доберётся? Что скажете? – Свистоль обвёл собрание строгим взглядом.

– Может, сначала это… Плоты построим? – робко спросил один из старейшин. – А потом уже про остальное решим…

– Мы без курева – никуда! – пристукнул кулачком Гоппля. – Думать обо всём сразу надо! А вот выйдет весь табак, что тогда будешь делать? Бамбук курить?

Запрыгали смешки. Красный, как свёкла, оппонент Гоппли потянулся к кальяну и с сердитым видом запыхтел мундштуком.

Ожидаемая Большим Папой и Свистолем реплика так и не прозвучала; лишь спустя пару дней, проходя мимо компании вчерашних школьников, шаман услышал заветные слова.

– Это даже несмоукеру ясно! – солидно говорил Пыха, недавно произведённый в охотники и необычайно этим гордившийся. – Куда нам ещё деваться, если затопит тут всё? Только в Вавилон!

* * *

Иннот и Громила с удовольствием прикончили бутылку рома, закусывая его бананами и манго; после чего гориллоид отправился веселиться дальше, а изрядно уставший за день Иннот укутался тёплым пледом и завалился на диван. От алкоголя шумело в голове, но он не беспокоился по этому поводу: организм каюкера полностью перерабатывал всё, что в него попадало, преобразуя съеденное и выпитое в электричество. Сон пришёл не сразу. Некоторое время он лежал, прислушиваясь к доносившимся из коридора шумам. Джаз наяривал вовсю; то и дело раздавался смех и весёлые взвизги разошедшихся обезьянцев. Время от времени какие-то парочки в поисках уединения заглядывали в комнату, но, завидя Иннота, ретировались. Один раз в коридоре послышался шум драки: судя по всему, павиан-поручик получил-таки по морде, злорадно отметил про себя Иннот. Огонёк светильника, такой уютный и безопасный, потихоньку стал расплываться; и наконец, каюкер погрузился в сон.