Самый длинный век - Сергей Калашников Страница 5

– Погоди, Ыр, – воплю я в панике. Мне тоже страшно – вдруг он меня ею отоварит по балде! – Я ближе подплыву, и тогда расскажешь мне, отчего ты так… забеспокоился! – последнее слово я произнёс не сразу. Но говорить этому человеку "испугался" у меня просто язык не повернулся.

Боюсь, доводы мои оказались неубедительными и, чтобы не получить черепно-мозговой травмы, я был вынужден нырнуть. Это, когда батюшка, зашедший по грудь в воду протянул мне шест помощи.

Потом я плыл рядом с этим юнцом, дрожащим от ужаса и, держа за лапищу своей ручонкой, вел его, идущего по дну, на берег. Едва мы достигли суши – пришлось возвращаться обратно – лишнего шеста у нас не имелось, а этот чуть заметное течение относило в сторону. Потом между нами произошёл тяжёлый мужской разговор:

– Пойми, Топ, водяной всегда забирает к себе тех, кто оказался в его власти. Это чистая случайность, что сегодня он был занят каким-то другим делом. Нельзя его беспокоить, не будет добра.

Ага! Вот и признаки религии на горизонте появились! Или – суеверия? Никогда не понимал разницы.

– Разве водяной не может стащить тебя с лодки, когда ты опускаешь руки в воду? Ведь сегодня мы ставили сеть, и у него было много прекрасных случаев проделать это с тобой!

– Ну, наверное, у него недостаточно силы, чтобы справиться с сильным мужчиной… – тон Ыра стал неуверенным.

– У него недостаточно сил и для того, чтобы справиться с маленьким мальчиком, если тот умеет плавать. А вот с теми, у кого перехватывает дух, едва ноги теряют опору о дно, водяной немилосерден. Мне нетрудно научить и тебя поступать так, чтобы хозяин водоёмов перестал обращать внимание на то, что ты делаешь. – Действительно, научить папу плавать было бы здорово.

Но, не уговорил. Да и сам стал ограничиваться тем, что заходил не дальше, чем по колено, и обливался пригоршнями, что протеста не вызывало. Ну нет у меня ни малейшего желания издеваться над непросвещённым своим доисторическим родителем.

* * *

Вытаскивание сети, наоборот, произвело впечатление уже на меня. Папа, стоя на берегу, тянул за верёвку, и полотнище медленно двигалось к нам. Я выпутывал рыбок и бросал их в чёлн. Совсем мелочи в улове не встречалось, она проходила сквозь ячею. Крупные экземпляры, требовавшие вмешательства взрослого, тоже попадались редко. Так что дело продвигалось споро. А потом, потянув за другую верёвку, Ыр вернул снасть на старое место. А мы принялись разбираться с уловом. Часть перекочевала в большой горшок, пересыпаемая солью. Другая сразу отправилась на вешала, на просушку. Ну и на уху я немного отложил, да тут же и приготовил.

Знаете, без картошки и без лука – это всё-таки не совсем то. Да и стопочки под это дело явно не хватало, но уж что есть, то есть. А вот папа одобрил юшку, ну и выбиранием костей из варёной рыбьей мелочи занимался охотно.

Вторую проверку сети провели уже под вечер – ловилось по-прежнему неплохо. А ночью я несколько раз слышал, как папа отгоняет от вешал ночных воришек. Так и жили мы здесь примерно неделю, насушив десяток мешков несолёной рыбы, и навялив ровно три мешка солёной. Путь домой, а возвращались мы в светлое время, занял чуть более часа. На этот раз удалось разглядеть, что мы обогнули выступ берега, за которым просторный плёс "стянулся" до русла шириной метров десять. А там, вскоре, и устье ложка, в которое обычно затаскивается лодка.

Прикинув сделанные запасы, я пришел к выводу, что только солёная часть нашего улова даёт стойбищу не менее двух недель прокорма зимой. Даже, если не есть ничего другого. Дело в том, что размер мешков очень уж впечатлял – эти рогожные кули мужчины, подошедшие на разгрузку, носили вдвоём, а наполняли их мы с папой прямо в лодке.

А молока у мамочки больше нет. Перегорело, пока её никто не дудолил. Вот так-то! Я иногда с интересом смотрю на тётю Быгу, кормящую грудью годовичка Дыка. Но, похоже, в этой сфере спрос и предложение уравнены, и моя помощь не требуется. Съездил один разумник на рыбалочку! Слов не хватает, как это огорчительно. Сосать титьку мне нравилось, видимо есть в этом виде питания нечто для меня необходимое. Неужели предки просчитались также, как и я?

Пожалуй, нет. Мама могла бы без труда дойти до нас по берегу – тут сухим путём всего ничего. Явно это меня от груди отлучали. То есть, не только дети, но и взрослые, повысили мой статус. Зря они это! Нехватка молока в рационе иногда меня здорово беспокоит. Просто готов идти к тёте Быге и натурально канючить.

* * *

Уборка гороха тоже оказалась не слишком долгим делом. Мужчины выдирали растения из земли прямо с корнем и бросали на широкую полость из шкур. Детвора лупила палками, выбивая или горошины из подсохших стручков, или заставляя сами стручки отваливаться от ветвей. Оставшиеся клубки растений женщины перетряхивали, поддевая палками, а уж потом ссыпали добытое в корзины мелкого плетения. Довольно много стручков, кстати, собрали руками с тех мест, где раньше курчавились заросли. Потом всё это провеивали, часть стручков лущили вручную, сушили на солнышке и на ветерке. Так я и не понял, где просчитался, когда оценивал будущий урожай, но в сумме получилось дофига – небольших мешочков весом килограммов по десять нафасовали сотни полторы, да еще пяток совершенно неподъемных, что только взрослому мужику под силу. По полцентнера, наверное. Хотя, оценивая на глаз, я мог и ошибиться.

Сразу вслед за уборочной последовала посевная. Мотыги, которыми мужчины рыхлили землю, на мой взгляд, больше напоминали кирки. Только двусторонний клюв-дуга был выполнен из древесины и отличался завидной массивностью. Вот его-то со всего размаху и вбивали в землю наши "охотники". А потом, поворотом рукояти вверх, выворачивали сразу целый ком, который легко рассыпался – не целину рыхлили. Дальше с лёгкими мотыгами шли женщины. Разбивали, ровняли, подсыпали золы и закапывали несолёную часть последнего нашего с папой улова. Удобряли, выходит. Это хорошо, а то уж больно забористо воняет эта до твердокаменности засушенная рыба. Не уверен, что такое следует есть.

Семена высаживались пророщенные, а сверху пристраивались треноги из связанных палочек. Детям в этом процессе была отведена важная роль – мы подносили посадочный материал, и оттаскивали в кучу ботвы сорняки – женщины их выбирали руками из рыхлой почвы.

Итак – второй посев в середине лета. Что же, если такой уровень агротехники в средней полосе считать примитивным – э-э… а что такое не примитивный уровень? Ну, нет у людей ни тракторов, ни электропривода! Им что, пальцем землю ковырять и сидеть зимой голодными?

* * *

– Так ты говоришь: Дух Воды ничего не может тебе сделать? – этот вопрос задал мне не кто-нибудь, а сам Быг – наш старейшина. Ему, по моим оценкам, лет двадцать с небольшим. Единственный мужчина стойбища, имеющий полномасштабную бороду, в которой, тем не менее, невозможно отыскать ни малейших признаков седины. Тот факт, что я моложе его раз в десять, может позабавить кого угодно – не забывайте, я – в теле двухгодовалого ребёнка, который только что начал разговаривать. У меня, если по обычному графику развития, сейчас должно быть забавное лепетание, понятное только тем, кто постоянно рядом.