Дева и Змей - Наталья Игнатова Страница 46

— С нечистым? — протянул отец. — А ты сам, сын мой, не таков ли? И ты, и я, и твой дед, мы прокляты, и все, что можем, это молить о прощении, для этого Творец дал нам силы, для борьбы же с дьяволом — нет. Только смертные способны превозмочь искушение смертью, но даже они убивают друг друга. Ничего не выйдет, Михаил. Но попробуй. Я рад буду, если у тебя получится.

Он никогда не любил смертных, слабых и жестоких, трусливых, склонных к предательству и предающих при первой возможности, но сейчас поразился неожиданной, такой простой мысли. Как же не понял раньше? Ведь люди столько времени были перед глазами!

— Смертные лучше нас? — потрясенно спросил он отца.

— Мы мудры как змии, — князь взглянул на него с усмешкой, — они просты как голуби. [25]Кто из нас лучше? Решай сам, это тебя, а не меня монахи учили толковать Писание. Мне все больше преподавали историю.

От незаслуженной обиды забылась даже сыновняя почтительность.

— Разве я виноват, что история для меня — пустой звук?

“Разве я виноват, что дед отдал тебя людям и привязал к этой планете?”

Секунду ему казалось, что отец ударит его. Но князь разжал кулак, резко провел ладонью по столу, стирая несуществующую пыль.

— Прости, — попросил Михаил.

— Ничего. Знаешь, твой дед утверждает, что ты сродни серафимам. Та же… хм, кровь. Говорят, они похожи на крылатых змеев.

Курт действительно съездил днем еще и в Бернау. В конце концов, кроме разведки, следовало и почту забрать. А заодно проверить кое-какие подозрения. Курт и проверял. И даже, пока не заехал в Вотерсдорф, был уверен, что наткнулся на кое-что по-настоящему интересное. Подозрения оправдались: никто ничего об Ауфбе не слыхал ни в Бернау, ни в Зепернике и Бизентале — двух ближайших к Ауфбе городах. Одно название, что города, — Курт скорее назвал бы их поселками городского типа, но его мнения не спрашивали. А странные пробелы в географических познаниях местных жителей сами по себе ничего нового не дали. Разве что уверился Курт в том, что Драхен за какой-то надобностью скрывает от мира свой город и своих людей. Да и то, странное получается сокрытие: Гюнхельды ведь регулярно из Ауфбе уезжают. Один из кузенов, вон, каждое утро увозит в “Дейкманн”, ресторанчик в Берлине, выловленных ночью раков — этот промысел для некоторых горожан одна из основных статей дохода — и развозит по магазинам продукцию здешнего мясокомбината.

Да и не только Гюнхельды. Других тоже никто не держит: студенты учиться ездят, мать дважды в неделю выбирается по магазинам. И что, неужели никто ни разу не проболтался о том, в каком странном месте живет? Нет, не в том даже дело, проболтались или нет, а в том, что Драхен, видимо, не ставит целью оградить горожан от мира. Он город прячет. И все, что за городом. Свой замок, озеро, где вход в Волшебную страну, лес прячет, который за озером начинается, а где заканчивается никто и не знает…

Вот! Вот оно в чем главный интерес: насколько далеко в действительности простираются владения Драхена? Не власть его, насчет власти рано пока выяснять, а владения. Земли. По шоссе до ближайшего города двенадцать километров, но если даже сбросить шкуру автомобилиста и посмотреть не вдоль дорог, а — в сторону, все равно где-то неподалеку, где-то за лесом, должны быть другие города, другие дороги. Тесновата Германская Империя, негде втиснуть заповедную область с хоть сколько-нибудь внушающей уважение площадью.

А такое впечатление, что лес уходит за горизонт, и конца края ему нет. Курт ведь не зря Элис на обзорную вышку потащил, хотел, чтобы вдвоем они вокруг огляделись. Если он чего-то не увидит, Элис сможет это “что-то” своим особым зрением разглядеть. В итоге, он больше любовался девушкой, чем окрестностями. Но как не смотреть на нее, если взгляд поневоле задерживается, если хочешь или нет, а пытаешься понять, в чем же странность, в чем разгадка красоты, которой, вроде бы, и нет вовсе? Элис слишком худенькая, чтобы быть привлекательной. Слишком проста в общении, чтобы быть женственной. И неуловимы, но заметны азиатские черты в ее облике: глаза — не раскосые, но… где-то близко, скулы, хоть и тонкой лепки, а слишком резко очерчены, а все это в сочетании с бледной кожей и серыми волосами просто не может казаться красивым. Не для Курта, хотя многие его приятели сочли бы Элис идеалом красоты и загадочности. Некоторых тянет на экзотику. А ему Элис казалась почти снегурочкой, снегурочкой с очень яркими зелеными глазами, будто два хризолита вставили в вылепленное из снега лицо.

Сегодня она была в платье непривычного фасона — в Москве такие еще не носили. Короткая юбка почти не прикрывала колени, а странный покрой, прямой, лишь немного зауженный в талии, отчего-то делал фигуру похожей на кукольную. Бумажная куколка в бумажном платьице. Нет, все дело, конечно, в юбке. То есть, в ногах. То есть, хватит пялиться, надо иногда и по сторонам поглядывать.

С вышки оба наблюдали одно и то же: под ногами город, а за городом — там, где Змеиный холм обзор не застит [26], — поля и лес, бесконечный и непроглядный.

Даже в темноте, когда небо на востоке и юге светилось, озаряемое огнями Берлина и пригородов, на западе были видны только звезды. Черное небо, белые звезды, и ни огонька на земле, если не считать залитого электрическим светом Ауфбе.

Возможно ли такое? Возможно ли, чтобы в крохотной, тесной империи нашлась заповедная область с одним-единственным городком на, может быть, сотни километров? Городком, к тому же, не отмеченным ни на одной доступной простому туристу карте. Не потому ли, что есть здесь нечто, чего туристам и вообще проходимцам знать не следует? Курт вполне допускал, что где-нибудь в лесах, неподалеку можно наткнуться на забор с колючей проволокой и патрульных солдатиков с овчарками на поводках. Какой-нибудь “Ауфбе-13” запросто мог притаиться среди холмов.

А заодно дать пищу для слухов и суеверий?

Опять не сходилось.

Легенда о Змее-под-Холмом датировалась концом пятнадцатого века, и маловероятно, что в Германии были тогда закрытые заводы. К тому же, как ни прячь, а шила в мешке не утаить. И не бывает таких заводов, сколь угодно закрытых и секретных, о которых не подозревали бы жители окрестностей.

Ну и что?

Хороший вопрос. Найти бы еще на него такой же хороший ответ.

И ведь в первый день, в первые минуты знакомства Элис показалась ему необыкновенно красивой, и слегка сумасшедшей. А сейчас? А сейчас она по-прежнему кажется самой красивой из всех девушек, что были и что будут еще. А вот сумасшедшей — нет, сумасшедшей Курт ее уже не считает. Она нормальнее многих, Элис Ластхоп, и мало того, ей еще и дано больше, чем многим. Вот уж, наверное, кто не попался бы на обманку в Вотерсдорфе, сразу разглядев чудовищ под человеческими личинами фей. И почему, спрашивается, ты, Курт Гюнхельд, думаешь сейчас об Элис, а не о том, как покорректнее сформулировать свою просьбу на завтрашней встрече с Жоркой?