Румо, или Чудеса в темноте - Вальтер Моэрс Страница 44

С наступлением цивилизации герою полагалось преследовать определенную цель. Например, искать некий неведомый предмет с неведомой целью — этого достаточно, чтобы совершить какую-нибудь опасную для жизни глупость. Так, богатырей, которых растерзали вервольфы или завалило камнями во время поисков заколдованного платка или трех прямоугольных шаров, незамедлительно причислили к героям. До нас дошли даже их имена: Саед Гаппи, Минка Морелла, Кнот Фрюггенбарт и Кумудафати Гипитотикки. Главный признак героизма этого времени — смерть во имя какой-нибудь неясной цели.

Примерно в ту же эпоху — Гарра Мидгард подчеркнул, что точных научных данных на этот счет нет, — у побережья Цамонии возвышался остров, где воспитывали героев, следуя строгому плану. Позже этот остров затонул.

В легенде говорится, будто на острове (он назывался Гипнос) смерть была под запретом. Там не знали ни похорон, ни гробов, ни могильщиков, ни кладбищ, а также венков, урн, горя и слез. Даже само слово «смерть» официально не признавали. Разумеется, время от времени кто-нибудь умирал — несчастный случай или инфаркт, — а труп надо куда-то девать. Но вскоре появились так называемые черные люди; они забирали труп, увозили далеко в море и топили, привязав тяжелый камень. Когда кто-то серьезно заболевал, врачи склонялись над ним с озабоченным видом, душили подушкой и ждали, пока тело заберут черные люди. Если родные справлялись о больном, им отвечали, что тот проходит длительный курс лечения в санатории. А за слишком любопытными являлись черные люди и увозили в открытое море.

Героям, получавшим воспитание на острове, не полагалось знать о смерти. Ведь воистину бесстрашным может быть лишь тот, кто не боится умереть. Будущих героев младенцами привозили на остров, о них заботились кормилицы, няньки и мудрые наставники, а затем их обучали всем видам боевых искусств. Героям создавались все условия для счастливой и полноценной жизни, прежде чем отправить на подвиги. С песней выходили они на поле чести — и дело тут не в мужестве, а в том, что они не ведали страха. Именно поэтому никто из них особенно не отличился в бою. Поступали безрассудно, доспехов не признавали, прятаться в укрытии считали недостойным мужчины. Нападение считалось подвигом, защита — трусостью. На поле брани они мерли как мухи.

Новое поколение героев стало искать иные идеалы. В эпоху раннего средневековья герои Цамонии стали особенно осторожными. Перед боем воины все дотошно планировали и принимали меры предосторожности. Важнейшими факторами считались погода, самочувствие и астрологические предсказания. Герой охотнее вовсе отказывался от подвига, чем пускался в какое-нибудь безрассудство. Среди представителей эпохи — Зигмунд Нерешительный, умудрившийся откладывать дуэль с заклятым врагом, жестоким графом Гральзундским, до тех пор, пока того не подкосила язва желудка. Или Эду Мотылек, не совершивший ни одного подвига, зато написавший бесчисленное множество наискучнейших книг (впрочем, имевших успех) о том, как совершаются подвиги, точнее, о том, как долго и обстоятельно к ним следует готовиться.

Герои нового времени, продолжал Гарра Мидгард, уже не безмозглые первобытные дикари, тупицы-романтики или пугливые канительщики. Теперь это настоящие воины, готовые сражаться за высшую цель или во имя любви. Так, Виолетта Валентина вызволила жениха из заточения у чокнутого князя Эггнарёка. Айндреас Полусильный в одиночку подавил восстание брюквосчетов в Мидгарде, имея в руках только золотой топор. Фазольд, сын Фафнира, бросился в пасть водяному дракону, проглотив перед этим столько драконьего яда, что хватило бы на целую армию этих тварей, — вот они, герои из плоти и крови, исторические личности, а не персонажи сомнительных мифов и легенд.

В новейшее время — то есть за последние лет двести — круг героев заметно расширился. Герою необязательно умирать, а подвиги необязательно совершать на поле брани: вполне годится искусство, музыка, литература, медицина или другая наука.

Хильдегунст Мифорез — великий цамонийский писатель; профессор Абдул Соловеймар — гениальный ученый-изобретатель; Канифолий Дождесвет — легендарный охотник за книгами, сгинувший в подземельях Книгорода; Хуласебденер Шрути — автор зловещей музыки. Вот они, герои! Новому герою незачем размахивать окровавленным топором — довольно пера и чернил или дирижерской палочки.

Таким дерзким высказыванием Гарра Мидгард завершил урок. Из рассказов Фольцотана Смейка у Румо сложилось совсем иное представление о героях. При всем желании он не мог представить себе героя со смычком вместо меча.

Румо и не заметил, как его беспомощность и отчужденность куда-то улетучились, а к концу урока он даже привык сидеть на стуле. Прозвенел звонок. Румо вздрогнул, будто его вдруг разбудили. Вот, значит, что такое уроки в школе: как будто видишь сны наяву.

ТСАКО, БИАЛА И ОЛЕК

Перемена. Большая перемена. Румо вышел из класса. Гарра огорошил его длинным списком школьных порядков: тетради и ручки нужно взять в канцелярии, читать, писать и считать его научат на дополнительных занятиях, можно записаться в секцию шахмат и борьбы, расписание уроков висит там-то и там-то, урок героеведения — факультативный, на дом в школе не задают, контрольных не проводят. Следом за другими учениками Румо поспешил во двор. Посреди двора стояла палатка, где разливали горячий кофе, какао, куриный бульон и раздавали яблоки.

Румо очень волновался, и есть ему не хотелось. Беспокойно бродил он по двору. Тут и там небольшими компаниями стояли ученики, причем те — отдельно от этих. Слышались разговоры и смех, вольпертингеры затевали потасовки, гонялись друг за другом, кричали и кидались яблоками.

В одной из компаний Румо заметил Ралу. Кровь ударила в голову, и он тут же отвернулся. Попятившись назад, чтобы скрыться за деревом, он оступился. Он едва не упал, и тут заметил, что споткнулся о чью-то лапу.

— Прошу прощения, — ухмыльнулся Рольф, убирая лапу. — Виноват. — Он стоял, прислонясь к дереву, в окружении трех вольпертингеров из другого класса. Рольф подбросил и снова поймал блестящее зеленое яблоко. Затем указал на товарищей:

— Позвольте представить: Тсако Красенбор, Биала Бухтинг и Олек Дюнн.

Все трое поклонились. Тсако — белый хаски с зелеными раскосыми глазами и недобрым взглядом. Биала — бультерьер, как и Рольф, только каштанового окраса. Олек с виду походил на овчарку.

— А это — Румо Цамониец, — объявил Рольф. — Новенький с громким именем. Куда ваше величество так торопится? — осклабился он. — Срочные государственные дела?

Кровь снова ударила Румо в голову.

Банда Рольфа захихикала над шуткой главаря. Румо лихорадочно искал какую-нибудь колкость в ответ, но так ничего и не придумал. Он сказал:

— Могу тебя поколотить, если желаешь.

— Пф! — разом фыркнули Тсако и Олек.

Биала отступил в сторону, а Рольф поговорил едва слышно:

— А ты быстрый. Поколотить? А ты сумеешь? Как у тебя с реакцией, Румо Цамониец?

Румо даже удивился, как быстро полетело в него яблоко — куда быстрее, чем стрела Кромека Тумы. Должно быть, Рольф запустил яблоко с невероятной силой, незаметно для других. И все же Румо хватило времени прикинуть, как полетит яблоко, и решить, как действовать. Дождавшись, пока яблоко окажется совсем близко, пес чуть наклонил голову, будто хотел увернуться, и тут же вцепился в него зубами. Не выпуская яблока, он дерзко взглянул на Рольфа. Затем, резко откинув голову, подбросил яблоко в воздух, поймал на лету, проглотил одним махом и облизнулся.