Исцелённое сердце - Властелина Богатова Страница 43

Прежде чем войти внутрь, Марибор обернулся. Лес чернел неприступной стеной, ухала в нём неясыть. Сегодня он в острог не вернётся, одно тревожило — Зарислава осталась одна.

— Проходи, садись, — пригласила колдунья, впуская Марибора в маленькую горницу, в которой что и могло разместиться, так это стол, скамьи да небольшая печь с палатью для сна, завешенная шторкой. По натопленной печи и горевшим светцам Марибор понял, что колдунья вернулась уже давно. Видимо, не стала тревожить его, отрывать важных дел, дождалась вечерни.

Сняв кожух и опустившись на скамью, Марибор пронаблюдал как Чародуша, сняв с печи чугунок, поставила его на стол, помешав деревянной ложкой отвар. По горнице сразу разнёсся запах ежевики и чего-то ещё, Марибор так и не догадался, чего именно, и с чем можно было сравнить этот аромат.

— Так и чуяла, что с тобой неприятность случилась, — глянула она на голову Марибора, сокрушённо покачивая седой головой.

Влив в чару снадобье, она сдунула с него пар и быстро нашептала что-то — только по движениям губ Марибор понял, что заговор.

— Пей, — вручила она. — Отвечу тебе на то, на что могу ответить, поведаю то, чему пришло время быть тебе поведанным, — сказала она, дожидаясь, когда Марибор сделает хоть один глоток, совсем как раньше, когда он жил у неё.

— А задержалась потому, что лес не отпускал, — сказала колдунья как бы в оправдание.

Марибор глянул на неё поверх чары.

— Гоенег знает о твоём приходе?

— Не знает. Не успела ним потолковать, — Чародуша присела на другой край стала, положив на него локти, внимательно оглядела Марибора.

— Поди, как две седмицы мы с тобой не виделись.

— Но теперь-то часто будем встречаться.

Колдунья немного отодвинулась от стола.

— Волдар я бросить не могу, там тоже моя сила, частичка меня.

— Значит на два «дома» будешь жить?

Чародуша плотно сжала губы, совсем отодвинувшись от стола, почему-то слова Марибора она восприняла, как укор. Хотя он вполне мог её понять. Хотела бы остаться на одном месте, да долг перед богами тянет.

— Много вопросов скопилось у меня, — сказал Марибор, не затягивая время, отпивая отвар, обжигая язык. — Скажи мне, как отличить вещий сон от обычной суетной тревоги?

Колдунья насторожилась, в лице изменилась.

— Мне снился Творимир, — добавил, не промедляя, князь.

— Иногда вещие птицы приносят на крыльях сны о том, чего нужно остерегаться в яви, показывая, что можно изменить, чтобы не случилась беда.

— Значит, всё же поспешил, — проговорил он, мрачнея.

Чародуша удивлённо приподняла светлые брови, придвинулась.

— В чём поспешил? — спросила она. Зеленовато-серые, словно дым от костра, глаза въелись в Марибора, простреливая его насквозь.

Князь выдержал.

Наконец, Чародуша расслабилась, опустились плечи.

— Ты связал с ней узы до обручения и клятвы верности перед Богами?

— Ты же знаешь, что для меня нет никаких законов, я сам решаю, что мне делать.

Колдунья только наградила его неодобрительным взглядом.

— Есть вещи, которые умом не понять. Поступая против них, ты теряешь силы, но в согласии обретаешь мощь.

— Почему она не хочет отдать мне обручье? — не вытерпел Марибор.

Помолчав, Чародуша, поднялась, сняла с петли чашу и влила себе отвара — знать разговор будет долгий. Марибор терпеливо ждал, хоть это и давалось с трудом.

— Она не знает своего прошлого, и каждое решение даётся ей тяжело. Ни в чём не уверенная, боится, боится своего дара, о котором она узнала совсем недавно.

Марибор не стал углубляться в то, откуда всё это знает Чародуша, но её слова вызвали смутную тревогу.

— Она говорила об этом. И как помочь ей?

Чародуша покачало головой.

— Никак. Только ждать.

Марибор посмотрел на Чародушу тяжёлым взглядом.

— Это её судьба, и влиять я никак не могу.

— Слишком много загадок, — выдохнул устало Марибор, но утомление было скорее от непосильности что-либо сделать, решить задачи, уготовленные судьбой, от желания справиться с ними и свободно вдохнуть.

Впервые Марибор пожелал этого так сильно, что самому удивительно стало, какие перемены произошли в нём за столь короткий срок. Раньше его, ослеплённого местью, личная судьба и жизнь мало волновали, что говорить о других, а теперь он готов отдать если не всё, то многое, чтобы разобраться в том клубке загадок, что отмерил на его долю Творимир.

«Я призвал тебя явиться в жизнь», — верно, так оно и было, раз до сих пор, уже сколько времени прошло от дня гибели, Марибор испытывал если не страх, то холодную настороженность. Волхв держал его в вечном напряжении, иногда казалось, что это он управляет им, и сам Марибор был где-то на задворках своего разума, ожидая, пока старик свершит то, что задумал. Может быть, желание мстить — не его истинное желание, но странное дело, больше он не испытывал той ненависти и вражды к Гориславу. Пусть даже он и причастен был к смерти матери, сейчас это казалось таким далёким, как будто из другой жизни.

— Кто я, что волхв вытащил меня из мира, куда уходят мёртвые? — спросил Марибор вслух. — Творимир говорил о моих знаках, расскажи мне о них подробнее, — потребовал он от колдуньи.

Чародуша, которая до того мига попивала ягодный отвар, позволяя Марибору самому обдумать всё, подняла на него глаза.

— Хорошо, — согласилась она, понимая, что отмалчиваться уже больше невозможно. — Заклятые руны были на твоём теле с трёхлетнего возраста.

Сказала, словно обухом по голове, даже в затылке сызнова застучала боль.

— Ты просто не помнишь об этом. Творимир… на краде вместе с проклятием стёр твою память. Не всё, — уточнила колдунья. — Только то светлое, что было с тобой. Волхв очерствил твою душу на предсмертном издыхание, выпив жизненные токи. Если бы ты не присутствовал там, на краде, возможно его проклятие не так сильно коснулось бы тебя.

— Постой, хочешь сказать, до пятнадцати зим я не замечал символы?

— Не сосем так. Ты видел их, знал, что это творение рук волхва. Это его сила, и она была запутана и сплетена так, что после его смерти сила обернулась в проклятие, уничтожающее тебя. Мне пришлось поверх этих знаков нанести другие, ослабевающие влияние этих заклятий, поэтому после в твоей памяти отпечаталось, будто бы это я нанесла их. Нанесла для того, чтобы они защищали тебя, но защищали они не от окружающих, хотя и это доля правды, а от самого себя, от самоуничтожения.

Боль теперь застучала в висках, будто молоты о наковальню.

— Творимир хотел вырастить воина, имеющего силу богов, но силу тёмную. Не значит, что плохую или злую, но оступись ты однажды, она стала бы разрушающей. А для того, чтобы не оступиться, волхв и учил тебя выдержке и всем тем качествам, которые Славер бы не смог тебе дать, живи ты у него под боком. У него просто на тебя не было времени.