Исчадие ветров - Брайан Ламли Страница 4

Нет, он не мог в тот момент сделать с нами что-то худшее, чем уже успел, но определенно не собирался так вот запросто дать нам уйти. А потом я сообразил, что Дик Селвей мертв. Он ударился головой о приборную панель, его обмякшее тело висело на ремнях, все было залито кровью. Но даже без него я, пожалуй, смог бы посадить самолет, если бы Итаква его выпустил. Такая мысль за какую-то секунду промелькнула в моем мозгу, но, полагаю, кошмар, находившийся рядом с нами, успел уловить и ее. И поступил совсем не так. Когда нас швырнуло высоко в небо, я отлетел от установленного в носу пулемета, и теперь Пол Уайт, наш провидец и фотограф, перехватываясь руками за что попало, добрался до пилотского кресла, пощупал пульс Дика Селвея, выругался, сдвинул тело и сам устроился за пулеметом. Он уже отснял все, что хотел, и теперь захотел чего-то другого. Джимми Франклин сидел на своем месте, за рацией, но ничего не слышал — вероятно, сорвало антенну. А Уайти принялся садить трассирующими очередями прямо в глаза Шагающего с Ветрами, но искры прошивали голову Итаквы, не причиняя ему никакого вреда, и живописным пунктиром уходили в пустоту.

А потом чудовище вместе с нами направилось прочь, оно рассекало арктические небеса все более и более широкими шагами, направляясь на север — и вверх! Снежные пустыни стремительно проваливались из-под самолета, ускорение нарастало, и меня вместе с Трейси, так и остававшейся в моих объятиях, прижало перегрузкой к стене фюзеляжа. Самолет резко накренился, Уайти швырнуло прочь от пулемета, он прокатился по полу мимо нас прямо в хвост. Прежде чем потерять сознание, я все-таки умудрился соскрести лед с ближайшего окна и, выглянув наружу, явственно разглядел под темным небом, далеко внизу, изгиб земного шара. Да, Хуанита, иллюминаторы обледенели. Это началось сразу же после того, как Итаква схватил нас; лед быстро нарастал и внутри самолета, и снаружи, но мы совершенно не чувствовали холода. Холод был, но какой-то странный. Не просто минусовая арктическая температура, но единственная в своем роде стужа Итаквы и тех непостижимых путей, по которым он следовал. Обжигающий холод ветров, веющих между мирами. С этого мгновения и до тех пор, пока мы не очутились на заваленных обломками равнинах Бореи — под тремя огромными оспенными лунами, висящими над плато близ горизонта, навеки вмерзшими в беззвездное небо, — Уайти, Джимми и я пребывали без сознания. Да, получается, что целый месяц. Думаю, нечто вроде анабиоза. А Трейси — нет. О, поначалу она тоже лишилась чувств, но потом пришла в сознание, а мы все оставались в отключке. Никакого ускорения и вообще движения больше не ощущалось, так что она не знала, что именно происходило. Ей казалось, что мы лежим где-то в горах, снаружи доносились негромкие, но жутковатые то гул, то повизгивание, какие могли бы издавать ветры в разреженном высокогорном воздухе. Внутри самолета все было белым от инея, иллюминаторы заросли льдом, и в них нельзя было ровным счетом ничего разглядеть, наши тела тоже густо заиндевели, ни в одном из нас она не могла обнаружить ни искорки жизни. Бедное дитя, разве можно винить ее в том, что она сочла всех нас мертвыми! И все же ей в некоторой степени повезло: дверь самолета намертво замерзла, и Трейси, как ни старалась распахнуть ее, так и не смогла этого сделать. Только богу известно, что могло бы произойти, если бы у нее хватило на это сил! А когда Трейси поняла, что не может выбраться из самолета, она впала в панику и попыталась разбить остекление пилотской кабины. К счастью, в этом она тоже не преуспела, но зато отскребла кусочек стекла от льда. И выглянула. Хуанита, только представь себе: ты заперта, словно в гигантском холодильнике, в самолете, полном замерзших трупов, все время прислушиваешься к странному звуку, напоминающему свист ветра в сотнях отдаленных телеграфных проводов. Ты в полной мере ощущаешь въяве кошмарный сон, в котором ты одна, всеми потерянная, безысходно пойманная в ледяной могиле, затерянной где-то высоко в недоступных горах. А потом ты выглядываешь наружу и видишь, что какой бы ужасной тебе ни казалась твоя судьба несколько секунд назад, на самом деле все обстоит гораздо хуже. Потому что Итаква, Тварь, Шагающая с Ветрами, держит самолет в руке и смотрит своими звездными прорехами прямо на тебя! Странного вида звездные ряды — гиперпространственное измерение, где в межзвездных просторах бурлят и рокочут невообразимые течения, — и существо, исполненное совершенно чуждой энергии, находящее путь между звезд точно так же, как угорь находит нужное место в напичканных водорослями темных пустынях Саргассова моря. Но не только из-за внезапного страшного откровения она рухнула без чувств на обледенелый пол фюзеляжа. И не потому, что увидела в пугающей близи проносящиеся навстречу, похожие на многократно увеличенный метеоритный дождь безлунной летней ночью, немыслимые звезды, мимо которых мчался сквозь пустоту Итаква. Нет, ее поразило зрелище лика Шагающего с Ветрами. Его глаза, которые, казалось, словно сквозь марлю смотрели сквозь металлический корпус самолета прямо в душу Трейси. Потому что она чувствовала, что глаза на этом нечеловеческом лике видят ее, даже если окажутся закрытыми, и еще она почувствовала, что их внезапно заполнило все вожделение ада.

Вспоминая то, что рассказала мне Трейси, когда я, уже на Борее, вышел из анабиоза, я прихожу к мнению, что для Итаквы и тех, кого он несет с собою между звезд, время течет не так, как обычно. Не замедляется, как можно было бы ожидать, а, напротив, ускоряется. По нашим расчетам, мы пробыли на Борее три месяца, Землю мы покинули четыре месяца назад, но Трейси уверяла, что спала за все время путешествия всего три или четыре раза. Что касается меня — я не могу сказать ничего определенного. Я помню сны, в которых голова Трейси лежала на моей груди, ее ладони гладили мое лицо, а сама она, рыдая, рассказывала об ужасе, который увидела, выглянув в окно. Впрочем, я забегаю вперед. Лучше перескажу то, что рассказала мне Трейси.

Когда она очнулась, было темно — сползая по стене, она случайно зацепила выключатель освещения в кабине. Впрочем, все лампочки на приборной панели продолжали светиться, так что вполне можно было разглядеть кое-что внутри. Трейси решила не включать основной свет, чтобы поберечь аккумуляторы, и принялась делать себе сэндвич и кофе. Тогда-то она и заметила впервые, что, несмотря на лед и иней повсюду, в кабине вовсе не было невыносимого холода. А звездный камень у нее на шее был просто теплым. Перекусив и выпив горячего кофе, она почувствовала себя немного лучше, но все равно старалась держаться подальше от иллюминаторов и не думать о том, что происходило снаружи. И все это время она не испытывала ни ощущения свободного падения, ни каких-то иных физиологических феноменов, обязательно сопровождающих космический полет. Меня это привело к выводу, что Итаква перемещался не в пространстве, а между измерениями.

Потом Трейси заметила еще одну странность. С кружкой в руках она пересела на пол кабины, рядом со мною, и, допивая остатки кофе, увидела, что моя правая рука сдвинулась с места, оставив заметный след на заиндевевшем резиновом покрытии. У нее захватило дух. Неужели я жив? Нет, это невозможно! Я лежал на полу, белый, как снежинка, и казался твердым, как баранья туша в морозильнике. Но Трейси все же приложила ухо к моей груди и затаив дыхание слушала, пока не услышала, как стукнуло сердце. Только раз, а потом, через несколько секунд, еще раз. С этой минуты Трейси почти все оставшееся время, кроме перерывов, которые ей приходилось делать, чтобы хоть немного поспать, отчаянно пыталась вывести меня из этого странного ледяного сна. Не только меня, впрочем, но и Уайти, и Джимми. Джимми Франклина она попыталась напоить горячим кофе, отчего он лишился обваренной кожицы на нижней губе! Но все ее усилия оставались тщетными, и ей оставалось удовлетворяться сознанием того, что мы все же живы, хотя по всем признакам и всем законам бытия мы должны были быть покойниками. Разгадка, конечно, заключалась в звездных камнях из старинного Мнара, но она-то этого не знала. Кроме того камня, что висел у нее на шее, в самолете имелся еще один — он лежал в аптечке первой помощи. Этот камень принадлежал Полу Уайту. Если бы не камни, мы все неизбежно умерли бы. Только их наличие в самолете и вынудило Шагающего с Ветрами сдержать ярость. Древняя магия Старших Богов все еще действовала.