Дети Атлантиды - Ян Сигел Страница 4

Робин продолжал раскланиваться со знакомыми, но Ферн, прислушавшись к внутреннему голосу, постаралась поскорее увести его из галереи.

Позже она поняла, что все началось именно в тот день. Встреча в галерее, чувство опасности и картина. Казалось, не произошло ничего необычного, но ее не оставляло смутное беспокойство, как будто какая-то неясная тень прошмыгнула по краю ее ясного безопасного мира. Или будто она уловила несколько отдельных нот мрачной музыки, которая вскоре должна была зазвучать изо всех углов мироздания и заглушить собой все другие звуки. События того ужасного, невероятного лета, возможно, так легко воспринимались потому, что она почти была к ним подготовлена. Именно с той первой встречи в незнакомой обстановке что-то стало просачиваться в ее жизнь, расстраивать ее, нарушило так тщательно созданное равновесие, сделало ее уязвимой, неуверенной, восприимчивой к изменениям.

Ей было шестнадцать лет, она была хорошо воспитана, умна, энергична, она была типичным созданием восьмидесятых годов, которое смотрит на мир с практичностью реалиста, усиленной ранней смертью матери и обязанностями, последовавшими в связи с этой смертью. Как ни странно, причиной беззаботного поведения ее отца, оставшегося с двумя маленькими детьми, стало то, что именно Ферн по-взрослому взяла на себя все обязанности по дому. Она нашла помощницу для ведения хозяйства, следила за оплатой счетов, командовала своим легкомысленным отцом и пыталась руководить младшим братом. Она прошла этап полового созревания без бунта, без драм, избежав наркотиков, чрезмерного употребления алкоголя и ранних сексуальных отношений. Ее будущее было хорошо распланировано, в нем не было места сюрпризам — университет, благополучная карьера, благоразумный брак. Она представляла себя уже взрослой, но за невозмутимым фасадом прятался ребенок, загородившийся от неизвестности иллюзией безопасности и самообладания. Тем летом иллюзиям предстояло рассеяться. В ее существование должно было ворваться нечто непредвиденное, которое превратило ее, выдержанную девочку, в отчаявшееся, испуганное, неуверенное, одинокое существо.

На следующий день после визита в галерею Ферн с отцом и братом уехала из Лондона. Умер один из их дальних родственников, и Робину в наследство достался дом в отдаленной части Йоркшира. Дом должны были выставить на торги, но один знакомый посоветовал прежде все-таки посмотреть на него. Робин решил, что это прекрасная идея. Есть возможность передохнуть, и дети будут рады. Они типичные горожане, им следует почувствовать, что такое деревня. Может быть, стоит сохранить домик и приезжать туда на уик-энд и каникулы.

Робину Кэйпелу была присуща способность превращать потенциальные ценности в дорогостоящие обязательства. К счастью, Ферн всегда могла наложить вето на слишком значительные траты. У Робина было небольшое, но прибыльное издательство по выпуску книг для малообразованных людей, которым эти книжки заменяли серьезную литературу. Но хотя он и был великолепным редактором, банальные финансовые дела его совершенно не занимали.

— Пап, мы же никогда не проводим каникулы в Англии, — сказала Ферн, указывая на север. — Летом мы обычно снимаем виллу в Тоскане, а зимой катаемся на лыжах в Швейцарии. В Йоркшире на лыжах не катаются и там производят не очень хорошее кьянти. Совершенно неразумно владеть домом, которым мы не будем пользоваться.

— Тебя замучила разумность, — сказал Уильям, сидящий сзади. — Женщины идут по жизни с листком бумаги, на котором записано все, что нужно купить, и когда кто-то предлагает им что-то действительно стоящее, но этого нет в списке, они просто выкидывают это из корзинки.

— Кто это сказал? — резко спросила Ферн.

— Мистер Колдер. Историк. Ферн покачала головой:

— Ты ошибаешься, Уилл. В прошлый раз свое замечание о женщинах ты приписал преподавателю английского. Не заставляй меня думать, что все твои Учителя — мужчины-женоненавистники.

— А почему бы и нет? — возразил Уилл, нисколько не смутившись.

В свои двенадцать лет он был таким же высоким, как и его сестра, и тонким и гибким, как хлыст. У него было ясное, светлое лицо. Его можно было принять за эльфа или за ангела, что было бы ошибкой, так как чистый взгляд вовсе не означал невинности.

Уилл легко сменил тему беседы.

— Если дедушка Эдвард был едва знаком с тобой, ведь ты даже не был его прямым внуком, — спросил он Робина, — почему он оставил дом тебе?

— А больше некому было оставить, — предположил Робин. — Действительно, он не был моим прямым дедушкой. Он был двоюродным братом моего настоящего дедушки.

— Он, наверное, был очень старым, — предположил Уилл.

— Он самый молодой из всей семьи, — ответил Робин. — У него было множество сестер. Семейная история рассказывает, что, будучи мальчиком, Эдвард убежал из дома на корабль, на торговое судно, и не возвращался домой, пока все не умерли. Это часть легенды семейства Кэйпелов. Не знаю, было ли так на самом деле. Ни одна из сестер не вышла замуж, соответственно не было и детей. Нэд Кэйпел тоже не был женат. Слишком много женщин было рядом с ним, когда он был маленьким, как я полагаю. Всю свою жизнь сестры прожили в этом доме, пока потихоньку не исчезли, и тогда он вернулся в дом и стал там жить растительной жизнью. Когда он умер, ему, должно быть, было около девяноста лет. Все сестры тоже были очень древними. Помню, когда я был в возрасте Уильяма, мы с моими родителями навещали их. Там было три или четыре дамы. Помню Эсми, Дезире и Айрин. Эсми, нет — Эйтни, — они называли ее «детка». А ей было тогда семьдесят пять лет. Она была очень маленькой, все лицо в морщинках, как маленькая обезьянка в шифоновом платьице. Она мне сказала: «Я сама испекла пирог из зернышек». На вкус он был как песок.

— Что это такое «пирог из зернышек»? — спросил Уилл.

— Сказал же тебе — просто песок.

Они прибыли в Йоркшир около десяти часов вечера. Ферн, которая всегда безошибочно прокладывала путь по карте, была в плохом настроении, потому что они два раза заблудились. Несмотря на то, что был май месяц, погода стояла холодная, и мелкий дождик все время затуманивал переднее стекло. Когда они переехали через речку Ярроу и стали взбираться на холм, вдали замерцали огни деревни. Следуя инструкции, которую им дал адвокат Нэда Кэйпела, они проехали мимо деревни и двинулись в темноту по плохой проселочной дороге. Затем дорога расширилась и вывела их к дому, где Робин и остановил свой автомобиль. За дождем фасад дома был почти не виден, в лучах фар виднелись только высокие арочные окна, черные на серой стене. Бывшая домоправительница была предупреждена об их приезде, но в доме было темно и не было никаких признаков того, что их кто-то ждет.

В доме никто не жил уже несколько лет. Он выглядел суровым, недружественным и необитаемым, как и окружающая местность. Ферн достала фонарик, и они обнаружили входную дверь, по которой ползли пальчики теней от вьющихся растений.

Дверь была дубовая, неполированная, солидная, как дверь в старинный замок. В нее, правда, был врезан современный йельский замок. Ключ неохотно повернулся, и дверь вынуждена была открыться. В холле было холодно и абсолютно темно. Ферн долго искала выключатель — свет горел вполнакала. Стали видны тяжелые балки над винтовой лестницей, какие-то странные ниши и дверные проемы в углах, отражавшиеся в пятнистом зеркале, стены неопределенного цвета, возможно, когда-то бывшие белыми. Уилл оглядел все это с явным разочарованием.