Рыжая на откуп - Рин Рууд Страница 4

На меня опять нападает паралич и я застываю каменным изваянием в объятьях подлеца, уткнувшись ему в грудь. Пахнет от него терпким можжевельником и древесной смолой.

— Милая Анна, — воркует Агатес, — как тебя жизнь-то потрепала, красавица моя! Где твои румяные щеки, сладкие губы и упругая грудь?

— Какими был уродом, таким и остался, — прерывисто и зло говорит старушка. — Новую игрушку нашел?

— Это не игрушка, это откуп за услугу, — ласково шепчет парень.

— Помогите… — сквозь крепко сцепленные зубы выдыхаю я.

— Эта сука тебе не поможет, — смеется Агатес. — Она таких девиц, как ты, губила десятками. Забирала красоту, молодость и…

— Это тоже был откуп за услугу, пупсик, — холодно отзывается старуха. — Да и забирала я не так уж много. Десяток лет…

— И видно дела твои совсем плохи, раз ты одной ногой в могиле, — усмехается парень. — Костлявая стоит уже за твоей спиной, Анна. Оглянись.

Бабуля испуганно оборачивается и замирает, глядя перед собой глазами, полными ужаса.

— Нет, Агатес… Помоги мне… Этот Ноа…

— Как бы я ни презирал Ноа, — парень цокает, — но в случае с тобой он был справедлив. Ты заигралась, Анна.

Агатес разворачивает меня к себе спиной и мягко толкает вверх по улице. Старуха бесшумно закрывает дверь, и до меня доносится звуки истеричных криков и рыданий, в которых сквозит ненависть и ярость. Я срываюсь с места и бегу прочь, расталкивая прохожих и утирая слезы страха. Сворачиваю в переулок и под шелестящий смех выскакиваю в подворотню, где меня ожидает хитрый Агатес.

— Рыжая…

— У меня есть имя! — кричу я и как маленькая девочка топаю ногами.

— Я знаю твое имя, куколка, но вот тебе первый урок от колдуна — не разбрасывайся им без надобности, — Агатес снимает с плеча паука и прячет под курткой.

— Отвали от меня! — рычу я и сжимаю кулаки. — Я тебе ничего не должна, ясно? И твоему дружку тоже! Это не моя сделка!

— Я бы не советовал тебе разрывать сделку своих предков, милая, — Агатес вглядывается в мои глаза, — если ты не готова к последствиям.

— Каким последствиям? — я нервно одергиваю юбку.

— Все потомки двух идиотов, которым мы помогли размножиться в веках, — с угрозой шепчет Агатес, — зачахнут. Вас не должно было существовать, в том числе и тебя, рыжая. Вы растянувшаяся в тысячелетии забава Лесного Божества. Ты можешь положить конец этому безумию, но готова ли ты сама к смерти?

— Ведь шутишь, да? В вашей сказке не было ничего такого… — меня сотрясает сильная дрожь.

— Это подразумевалось в сделке, — вздыхает Агатес. — Я же не виноват, что эти остолопы, желавшие детишек, не уточнили деталей.

Я перевожу пустой взгляд на баки с мусором и хочу проснуться. Мне привиделся кошмар, и вот-вот прозвенит будильник…

— Ты прекращаешь истерить и следуешь за мной, — сухо и равнодушно заявляет Агатес и прячет руки в карманах. — Тебе не повезло, Рыжая. У меня нет к тебе жалости или ненависти. Я, если честно, уже забыл о сделке с детишками и семейном счастье, но судьба-злодейка… Вечно выкидывает какие-то сюрпризы. Радует одно, что ты не мужик. Вот с мужиком хрен знает, что делать, а с тобой есть разные варианты…

Он глумливо улыбается. Гадкие намеки от древнего колдуна заползают склизкими червями под кожу и меня всю передергивает от омерзения и внезапной вспышки желания. Я понимаю, что потребуй он от меня сейчас задрать юбку и подставить зад, я это сделаю.

— Не лезь ко мне в мозги…

— Я тут ни при чем, — хохочет Агатес. — Я даже не пытаюсь тебя соблазнить. Идем.

Парень хватает меня за руку и тащит через подворотню мимо мусорных баков в черную густую тень. Меня обдает замогильным холодом, тревогой, а затем отчаянием. На мгновение нас поглотила тьма, и Агатес выводит меня на оживленную улицу, утыканную уродливыми стеклянными и бетонными высотками. Воздух горчит выхлопными газами, уши закладывает от шума, и меня выворачивает на клумбу с хлипким и кривым деревцем, чьи листья покрыты слоем черной пыли.

— Ему и так нелегко, — фырчит рядом бледный Карнон и недовольно закатывает глаза, — а ты его еще облевала.

Агатес протягивает льняной платок с вышивкой из красной нити по краям, и мне не остается ничего кроме, как принять лоскут и со стоном вытереть губы. С минуту мои сопровождающие тускло взирают на самый высокий муравейник, что сияющим в солнечных лучах исполином подпирает небеса, и синхронно с большим осуждением вздыхают.