Дети Атлантиды - Ян Сигел Страница 39

Около Элаймонд треснула стена. Ферн почувствовала, как затрясся дом, как стали разламываться кирпичи. Сейчас, когда ведьма была занята разрушением, Ферн попыталась отступить в гостиную, но она окаменела. Когда вздыбился пол, она ухватилась за стол, чтобы удержаться, и в наклонившемся зеркале увидела трещину, уходящую в темноту, которую пронизывали искры света. Стремившиеся вырваться на свободу, они сливались и постепенно собрались в восемь… десять… двенадцать тускло светящихся овоидов, похожих на куриное яйцо.

— Лугэрри, — шепнула Ферн, — беги. Ты здесь ничем не можешь помочь. Спасайся! Беги!

Беззвучное рычание искривило губы волчицы, ее желтые глаза были на удивление спокойны. Она не двинулась.

На бледной коже лица Элаймонд растянулась широченная, узкогубая улыбка. Казалось, с лица исчезла вся плоть, оставались только кости и улыбка. Одежда Элаймонд прилипла к телу, будто ее смазали клеем.

— Сейчас же убирайся!

Звук «р» рычал в ее горле, «с» шипел, как шипело бы под раскаленным железом тавро. Пока она говорила, первое создание уже вылезало из щели. Это был поток жидкости с собачьей головой, темнее темной тени, невероятно широкий в плечах, в его пасти был виден влажный красный язык и острые клыки. Другой, появившийся вслед за собачьей головой, был чернильно-черным облаком со множеством ног, рычащий, как дьявол, которого Ферн видела раньше. На мгновение они остановились. Лутэрри не тронулась с места.

— Беги! — крикнул из кухни Уилл.

— Беги! — крикнула Ферн, голос ее изменился, и она заорала: — Беги, Ваштари! Беги! — Имя возникло из небытия, из глубины сознания волчицы, и Ферн, произнося его, знала, что это истинное имя той женщины, которой она была. Лугэрри отпрыгнула и помчалась прочь из дома, через вересковую пустошь, и черная собака-облако помчалась вслед за ней. В этот момент холл оказался заполненным массой собак — метались хвосты, вздувались мышцы, когти царапали ковер. Элаимонд жадно следила за погоней на холме, и в этот момент Ферн подошла к двери в гостиную и резко открыла ее.

Ферн не могла ясно и четко мыслить. Она оцепенела от всего случившегося: от появления Элаимонд, от уничтожения Пигуиллена, от того, что случилось с Рэггинбоуном и Лугэрри. Идол сидел на своем месте, безобразный, злобный и неумолимый. Его основание задрожало, когда Элаимонд стала закрывать трещину в стене, когда кирпич лег к кирпичу и штукатурка покрыла стену поверх шрама на том месте, где была трещина. Ферн действовала быстро. Она была в таком отчаянии, что уже ничего не боялась. Ее голос прозвучал на весь дом, как команда. Уилл вбежал за ней в гостиную. Элаимонд повернулась на каблуках.

— Эзмордис, — сказала Ферн. — Иди ко мне. Я вызываю тебя. Эзмордис!

Элаимонд крикнула:

— Нет! — и быстро заговорила на неизвестном языке, который звучал для Ферн, как отголоски множества разных языков. Это язык атлантов, подумала она. Но Элаймонд, выведенная из равновесия, стала неправильно произносить слова, и позади идола, за его пустыми глазами начало разгораться, становясь с каждой минутой сильнее, холодное голубое пламя. Глаза идола ожили, а губы шевельнулись, напрягаясь для речи.

— Фернанда, — сказал он, и почему-то в это мгновение она вспомнила о бесплодной пустоши под звездами. — Ты все хорошо сделала, Фернанда.

Он думал, что это ответ ему. Он не знал, что она вызвала его для себя.

— Элаймонд.

Элаймонд не отвечала. Ее глаза были крепко закрыты, все тело содрогалось от ужасного напряжения. Левая рука с ключом была прижата к груди так крепко, что кости прорвали кожу и торчали наружу, как кости скелета. Ферн ощущала энергию, пульсирующую в Лоудстоуне, она увеличивалась, и воздух вокруг ощутимо потяжелел. Уилл, незаметно спрятавшийся позади Элаймонд, отлетел в сторону, будто его кто-то толкнул.

— Ты не можешь этого сделать, — сказал идол. — С этой силой тебе не справиться. Неизвестно, поможет ли тебе ключ. Он не будет тебе подчиняться. Ты не добьешься власти без моей помощи.

Но Ферн сразу же поняла, что его слова не имеют смысла. Лоудстоун — это источник уникальной силы, и Элаймонд не нужна власть, ей нужно только открыть путь. Древний Дух, как поняла Ферн, совершил роковую ошибку. Он предполагал, что камень способен отвечать на реально существующие мысли и чувства. Но камень не думал. Он просто был! Ее поразило, что Эзмордис видел в нем противника, которого надо разгромить и покорить, а не сущность другой вселенной, попавшей благодаря какой-то случайности в иное измерение и спрятанной в камне, как и Дух спрятан в своем передатчике. Ему следовало бы поинтересоваться современной физикой, подумала Ферн, и обнаружив такой пробел в его мышлении, она почувствовала себя гораздо увереннее. Однако воздух, неожиданно ставший очень тяжелым, затруднял ее дыхание, затуманил рассудок и задушил ее последнюю надежду.

Но Элаймонд понимала сущность камня. Она была смертной, в ней жили гены атлантов, в которых были и сила и алчность. В ней родилось понимание. То, что она держала в руках, было не только ключом, но и осколком той наковальни, на которой выковывалась ее душа. В Элаймонд и вокруг нее зрела нарастающая сила. Волосы ее разметались в стороны, испуская в плотный воздух микроискры энергии, мышцы лица спрессовались, и кожа обтянула скулы и челюсти.

— Элаймонд, — сказал идол. — Ты во мне нуждаешься! — рычание его голоса, казалось, идет из глубины земли. Ферн даже почувствовала, как дрожит пол под ногами, но ведьму уже нельзя было остановить. Она спрятала ключ на груди, точно у сердца, с трудом подняла руки, будто тяжесть воздуха не давала ей легко сделать это движение, и затем с силой стремительно взмахнула рукой в сторону идола. В вязком воздухе, как по воде, пошли мелкие волны, каменный рот идола раскрылся и стал черной дырой, откуда вырвался крик, похожий на вой ветра в бурю, лаза его выпучились, как будто их выталкивали из орбит. Затем треснула голова, трещина быстро спустилась вниз к торсу, и раздался взрыв, от которого статуя раскололась на куски, разлетевшиеся по всей комнате. Каменные осколки вонзались в стены и в обивку мебели. Один из них порезал щеку Элаймонд, но на ней не появилось ни капельки крови, Ферн вжалась в стену. Ведьма непроизвольно дрожала, в испуге от энергии разрушения, которую она сама выпустила на волю. Но Эзмордис ушел. Передатчик был разрушен, и у Джейвьера не оставалось возможности для управления.

Когда Ферн пришла в себя, она увидела, что Уилл скрючился у ее ног, а над ними возвышается Элаймонд.

— Мне безразлично, — сказала она им, — что с вами будет. Теперь вы для меня ничего не значите.

Она, как тисками, сжала руку Ферн, схватила Уилла, протащила их через холл, столкнула по лестнице в подвал и заперла за ними дверь. Уилл был слишком напуган, чтобы сопротивляться, а Ферн все еще не оправилась от дурноты и головокружения.

— Могло быть и хуже, — сказал Уилл, — она мог ла бы нас заколдовать. Мы с ней не справимся.

— Нет, но… — Ферн все еще сражалась с туманом в голове. — Я думаю… Я думаю, что она себя переоценила. Рэггинбоун был прав, она дойдет до крайности.