Жена напоказ - 2 - Елена Счастная Страница 37

— Нашла! — едва не взвизгнула я — и сама же испугалась.

За очередным отодвинутым в сторону рядом кожаных папок — в самом низу ближнего к окну стеллажа, внезапно обнаружилась скрытая в стене ниша. Улов был небольшим: на вид, всего несколько листов. На корешке — ни единого знака, слова или хотя бы намёка на то, что там хранится. Но это наполнило меня такой невероятной надеждой, что я, резко вскочив на ноги, тут же стукнулась теменем о верхнюю полку.

— Проклятье!

Однако на моё восклицание месье дознаватель ответил подозрительным молчанием.

— Ваша светлость! — окликнула я его ещё раз.

Сердце соскочило с места и, неистово колотясь, начало падать куда-то в желудок. Кто его знает, этого месье дознавателя! Сколько он вообще выпил этой настойки? Лабьет, который страстно обнюхивал найденную мной нишу, навострил уши. Сильно не обеспокоился — судя по тому, что не бросился к напарнику со всех своих четырёх лап.

Зато я швырнула обнаруженную папку на стол и бегом подошла к креслу, из-за спинки которого виднелись только закинутые одна на другую длинные ноги Ренельда.

Он сидел, привалившись виском к изогнутому подголовнику, и спал здоровым сном мужчины в самом расцвете сил. Самонадеянный упрямый гордец! Нет чтобы пойти отдохнуть, поесть — и тогда уж браться за работу! Как вообще теперь прикажете доставлять это тело до кровати?

Я критически осмотрела его. Потом ещё раз — и ещё, не в силах остановить этот порочный процесс. Он даже спал как-то… брутально. Совершенно возмутительно волнующе. И вот эти прядки, что упали ему на лоб — явно лишние. Убрать бы их самыми кончиками пальцев и между делом…

Нет, хватит! Пусть пока посидит так. Слегка вздремнёт, а я как раз велю накрывать на стол к ужину и готовить ему комнату на ночь. Не отпускать же их с Лабьетом обратно в Марбр по темноте. Тем более чем-то наши поиски всё же увенчались!

Кстати, а чем?

С неким трепетом в душе я отщёлкнула замочек, что скреплял папку, и заглянула внутрь. Только одним глазком!

Подождите! Что?!

Я полистала совершенно пустые, словно только что вышедшие из-под пресса листы бумаги. Это что, шутка такая? Даже перевернула каждый — но и на обратной стороне ничего не нашлось. Хороша задачка! Что же теперь сказать месье спящий-красавец дознавателю? Больше тут искать нечего. Если только обшаривать каждый угол в поисках ещё какого-то тайника. Но сегодня я на это уже не способна: шея затекла, пальцы еле шевелятся от постоянного листания бумаг. А глаза, кажется, уже скоро начнут кровоточить. Да и в желудке пусто, как в вылизанной Лабьетом миске.

— Вот так вот, малыш, — я вздохнула, усаживаясь обратно на ковёр, и подманила к себе шинакорна. — Но не мог же Эдгар спрятать просто пустые листы? Что-то это должно значить. Или, может, этот тайник нашёл кто-то другой? А обратно подсунул просто бумагу…

Пёс подбежал, пригибая голову. Обнюхал верхний лист, поддел его носом и громко чихнул. Ничем не закреплённые бумажки от этого сразу разлетелись в стороны.

А пока я собирала их, мысленно ворча на неуклюжего помощника, тот приблизился к камину и красноречиво уставил в него морду. Посмотрел на меня — и снова туда.

— Ты уверен? — я нахмурилась.

Шинакорн закатил глаза и тряхнул опущенными ушами. Ну, что ж… Я уложила в вычишенную топку несколько поленьев и развела огонь.

— Надеюсь, ты не ошибся…

Я взяла первый попавшийся лист из стопки и бросила его в пламя, держа наготове кочергу.

Но бумага, к моему немалому удивлению, гореть не стала. Она слегка свернулась по краям, да так и осталась лежать. Показалось, что этим всё и окончится. Просто несгораемая бумага — это, конечно, очень удобно, хоть патент проси в Королевском Бюро. Но мы ведь ждали совсем не этого!

Я уже хотела было вытащить листок обратно, как на нём вдруг начали проступать тёмные символы. А вот это уже гораздо интереснее!

Их становилось всё больше, постепенно они складывались в упорядоченные формулы неких заклинаний. Правда, исключительно на древнемагическом языке. К счастью, Эдгар обучал меня ему. Прямо несказанное облегчение! Потому я, едва дождавшись, как все знаки появятся на листе — сразу подгребла его к себе и взялась за уголок. Странно — совсем не нагрелся!

Лабьет тоже заинтересованно присмотрелся к символам, уложенным в весьма сложную вязь заклинания. Что оно означает? Но мне даже не удалось толком вникнуть в суть написанного, как строчки начали бледнеть.

Эй, куда?!

Невольно я коснулась символов кончиками пальцев, провела вдоль них, словно пытаясь удержать — и мою руку до самого запястья пронзило тончайшими иглами. Перед глазами вновь вспыхнуло всё, что я увидела.

Лабьет предупреждающе рыкнул и, кажется, дёрнул меня за подол. А я взмахнула рукой, ощущая, как под моей ладонью рождается плотное магическое переплетение. Словно мост. Даже его сияние, золотистое, мерцающее, можно было разглядеть — если сосредоточиться чуть лучше.

Нити заклинания кружевом протянулись через комнату и вдруг — я такого не хотела, правда! — вонзились в тело Ренельда. Рассыпались искрами, чудом не прожигая ему одежду. По ним, точно по мелким каналам ко мне потекла тёмная энергия. Да так стремительно, что я совершенно не успела сообразить, что делать дальше и как это остановить.

Чернильная сеть мгновенно оплела руку. Герцог вздрогнул, но не проснулся, только напрягся, хватаясь за подлокотники кресла. И показалось вдруг, что меня до самого плеча сковало толстой коркой льда. Я тихо вскрикнула и выронила листок с заклинанием. Он ещё миг светился бледным сиянием и погас. И вместе с этим оборвалась наша невероятная связь с Ренельдом.

Месье дознаватель снова обмяк, и я, окончательно перепугавшись, бросилась к нему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Гнев Первородных! Что это вообще было? Перед глазами заплясали серые пятна, потому я даже не смогла разглядеть, дышит ли герцог. Если я его убила? Или умудрилась ещё как-то навредить? Например, сожгла ему что-то в его тёмной-претёмной ауре?

— Ренельд! — я хорошенько тряхнула его, схватив за лацканы жилета.

Безрезультатно!

Лабьет суетливо крутился рядом, то и дело задевая меня своим шипастым хвостом и толкая носом в спину. Он досадливо поскуливал, ухал; его острые уши были так напряжены, что напоминали два паруса под ветром. Похоже, теперь даже он разволновался.

Оперевшись на подлокотник ладонью, я приложила ухо к груди Ренельда. Как бы ещё унять шум собственной крови в голове? И ещё какой-то — посторонний. Словно кто-то пытался докричаться до меня издалека. Наверное, это паника во мне верещит.