Королевства, проигранные в карты - Владимир Брайт Страница 34

Кто-то отчаянно хлестал меня по щекам, пытаясь привести в чувство.

— Мама, мне снился ужасный кошмар, — пробормотал я, не открывая глаз и медленно возвращаясь к жизни.

— Я что-то не припоминаю, чтобы мама будила нас таким экзотическим способом, — разорвал этот тревожный сон мой вечный спутник.

Действительно, что-то тут было не так: мама никогда не приветствовала силовой стиль в воспитании.

Мучительным усилием воли разлепив веки, я сразу же крепко зажмурился: увиденное настолько испугало меня, что я чуть было вновь не потерял сознание от страха.

— Малыш, не валяй дурака, мне некогда возиться с тобой, — донесся смутно знакомый голос.

Открыв глаза, я опять увидел эту маску смерти, но теперь, разобрав знакомые интонации, уже не так испугался, а немного подумал и пришел к выводу, что при определенном освещении и богатом воображении, не забывая, конечно, и о звуковом сопровождении, можно с двадцати-двадцатипятипроцентной уверенностью предположить, что передо мной всего лишь старина Билли, а не демон из преисподней, пришедший за моей практически непорочной душой.

— Билли, это ты? — Я все-таки не слишком доверял ощущениям.

— А что, ты приглашал на этот праздник еще кого-то? Конечно, ...... .......... ........... ........... .......... это я.

Да, теперь я действительно убедился, что это он. Никто другой не умел так грязно ругаться, сохраняя при этом очаровательную непосредственность, присущую, пожалуй, лишь маленьким детям и определенной категории душевнобольных. Надо отдать ему должное — на этой стезе ему не было равных. Но как бы хорошо он ни умел ругаться прежде, сейчас это не имело никакого значения, потому что выглядел толстяк просто ужасно. На месте лица у него был большой распухший кровоподтек с кусками свисающей располосованной кожи. Половина скальпа была практически снята, вторая держалась на честном слове. Носа я различить не сумел, так же как и не смог бы поручиться, что у Билли осталось стопроцентное зрение, потому что если очертания одного глаза кое-как смутно угадывались, то насчет наличия второго нельзя было сказать ничего определенного.

— А где то животное, которое чуть не сожрало меня? — выдавил я первое, что пришло в голову, чувствуя себя так, будто мне только что вырвали гланды щипцами для колки орехов.

— Если хочешь с почетом захоронить его останки, то можешь порыться вон в той куче. — Он с трудом указал на груду останков, валявшихся неподалеку.

Обладая даже очень хорошим воображением, было достаточно трудно опознать в этой безликой кровавой массе стаю кровожадных тварей, совсем недавно пытавшихся разделаться с нами.

Откровенно говоря, по призванию я не являюсь ни мясником, ни гробокопателем, поэтому вид большой кровавой, местами шевелящейся и подергивающейся кучи не вызвал у меня ни малейшего желания копаться в ней в поисках пары-другой старых приятелей. Вместо этого, сфокусировав свой взгляд на Билли, я обнаружил, что толстяк пострадал в этом побоище даже сильнее, чем мне показалось с первого взгляда. Правая рука болталась плетью, а весь бок был так сильно изодран, что меня вообще удивляло, как он еще стоит на ногах при таких ранах и сопутствующей им потери крови. Лицо как таковое отсутствовало.

— Как ты себя чувствуешь? — задал я идиотский вопрос, потому что ничего другого просто не пришло на ум.

— Как свежевыпотрошенная индюшка, которую только что ощипали, зажарили и почти съели.

— А ты, наверное, думал, он скажет: «Не волнуйся, малыш, я бодр, свеж, весел и полон сил как никогда!» — да?

— Ну, вообще-то нет.

— А впрочем, каков вопрос — таков ответ, — философски заметило мое подсознание.

— А что с колдуном? — Я попытался сменить тему.

— Он все еще дышит, у старикана оказался довольно крепкий организм, но, по-моему, это ненадолго. И знаешь... Кажется...

Это были его последние слова на этой проклятой арене. Мой славный боевой товарищ пошатнулся, сделал пару нетвердых шагов, еще раз попытался открыть рот, наверное, чтобы сказать что-то важное, и только после этой безуспешной попытки окончательно потерял равновесие и с грохотом упал, потеряв еще и сознание.

Это было нечестно, потому что... потому что... Так мы не договаривались. Все бросили меня на произвол судьбы, оставив умирать в гордом одиночестве, без единого шанса на спасение.

— ААААААА!!! — дико закричал я в бессильной ярости. — Будьте вы все прокляты, ныне, присно и во веки веков!!!

Кровь, смерть и хаос заполнили все пространство вокруг, мир рушился, я был на грани, а у моей второй половины были свои заботы.

— Надо составить план предстоящей баталии, — жужжал надоедливой мухой внутренний голос, пока я отчаянно хлестал толстяка по щекам, пытаясь привести его в чувство — в глубине души я еще на что-то надеялся.

Но увы, увы. Все было тщетно. Ничто в этом мире уже не могло вывести из комы старого доброго Билли, не раз и даже не два за сегодняшний день успевшего спасти мне жизнь.

Все это время трибуны по-прежнему сходили с ума, гвалт стоял сумасшедший, и крутом царила атмосфера старого доброго дурдома, покинутого безответственным персоналом на произвол судьбы. Наша команда показала этим низкопробным извращенцам то, что они все с таким нетерпением ждали, — настоящее кровавое побоище. И оно, безусловно, нашло в их чутких душах живой отклик, не оставив никого равнодушным. На фоне такого феерического представления, наверное, публику слегка огорчало, что сейчас, через несколько минут, все будет кончено. Работники, отвечающие за чистоту и порядок, утащат прочь с арены ржавыми крючьями наши безжизненные тела, насыплют свежего песка, шоу закончится — и придется, как это ни грустно, расходиться по домам.