Архивы Дерини - Кэтрин Куртц Страница 31

Обсуждая шепотом этот вопрос в перерывах между занятиями, по дороге в часовню и после отбоя, расходясь по спальням, однокашники Дениса пришли в конце концов к неприятному выводу, что в данном случае трудно согласовать справедливость Божию и Его любовь — кто может сказать, чему Он отдал бы предпочтение? Ведь церковь Господня запрещает Дерини духовный сан; следовательно, наказать дерзкого, который пренебрег запретом, только справедливо с Его стороны.

Но и обратный аргумент был не менее весом. Если любовь Бога столь же бесконечна, сколь и Его справедливость, накажет ли Он — может ли Он наказать — любящего сына, который ослушался скорее по неведению, чем из дерзости?

Рассуждения эти не помогали Денису, который знал, что делает, но юношей, что должны были сегодня пройти вместе с ним посвящение — Чарльза, Вениамина, Милваса и толстяка Аргостино Ланнеди, — они несколько утешали. Денис же мог только молиться, чтобы его представления о справедливости совпали с Божьими и чтобы ему и другим Дерини, желавшим служить этой справедливости, удалось одолеть препоны, установленные на их пути человеческими страхом и ненавистью.

Совершенно неожиданно он получил ответ на свою молитву, во всяком случае, частичный, в тот момент, когда в библиотеку вошел аббат Калберт, дабы, как обычно, произнести слова последнего напутствия молодым кандидатам. Он явился в сопровождении преподавателей и нескольких незнакомых священников. И один из священников оказался подозрительно похож на Стефана Дерини — только что слегка прихрамывал, и волосы у него были не светлые, а русые с проседью.

Денису хотелось присмотреться к нему повнимательней, когда младшие удалились и Калберт велел кандидатам подойти ближе, но он не осмелился. Не решился он и на ментальный контакт, потому что среди присутствующих могли быть люди, чувствительные к подобным вещам.

Калберт, казалось, говорил целый час, но Денис почти ничего не слышал из его речи. Наконец аббат закончил, жестом велел кандидатам выстроиться в ряд, и тут только незнакомый священник встретился глазами с Денисом и подтвердил, что он — Стефан.

«Здесь нынче много странных священников, — уловил Денис четкую мысль, когда Стефан, проходя мимо, коснулся его плеча, словно подгоняя к выходу. — Архиепископ думает, что я из здешних, а Калберт думает, что я приехал с де Нором. Не волнуйся. Мы подменим вино».

Он отошел к остальным, прежде чем Денис успел осознать услышанное.

«Мы подменим вино!» Значит, они его еще не подменили! А вдруг они не смогут этого сделать?

Под ложечкой засосало от страха, и он медленно двинулся с процессией вперед, слыша, как отчаянно стучит сердце, и боясь, что стук этот заглушит пение хора: «Confitebor tibi, Domine, in toto corde meo» — «хвалю Тебя, Господи, всем сердцем своим». При входе в церковь кто-то из младших вручил ему зажженную свечу, и, для того чтобы успокоиться, он сосредоточил все внимание на тепле и мерцании язычка пламени и на медовом запахе воска. Нельзя позволить своему страху предать себя.

Церковь оказалась еще более переполненной, чем в прошлый раз. Приезд архиепископа всегда притягивал публику, но нынче, подумал Денис, многие наверняка пришли сюда не из-за де Нора, а наслушавшись рассказов о том, что случилось в прошлое посвящение семинаристов Arx Fidei. Народ толпился в боковых приделах. Денису же хотелось знать, где Джемил.

Однако вскоре он догадался о роли, отведенной Джемилу. Ибо, когда процессия, в голове которой несли кресты, свечи и кадила, медленно двигалась вперед под хвалебный гимн хора, Денис заметил Малаши де Брюна и еще одного младшего, которые стояли наготове с небольшим, накрытым белой скатертью столом, чтобы вынести его в центральный придел, когда пройдут кандидаты. На столе лежал поднос с хлебом, которому предстояло быть освященным во время службы, и стояли графины с вином и водой.

Ну, конечно! После церемонии родственники новых священников по традиции выносили дары хлеба и вина для причастия. Джемил, разумеется, будет среди них. Денис понятия не имел, как брат собирается совершить подмену, но не сомневался, что это сделает Джемил.

От этой мысли ему полегчало — и стало еще легче, когда он и вправду увидел Джемила возле алтарной ограды, слева от придела. Жены и сына с ним не было, но Денис и не ожидал их увидеть — ведь если его разоблачат, опасность будет грозить каждому носящему имя Арилан. Джемил должен был отослать их в безопасное место еще до Рождества, чтобы они оставались там, пока все не решится.

Но может ли быть такое, что слева от Джемила стоит король Брион? Великий Боже, неужели сам король принимает в этом участие?

Это и вправду оказался Брион. Денис и остальные кандидаты выстроились в ряд у ступеней алтаря и опустились на колени, благоговейно держа перед собой свечи. Джемил с королем, видимо, более близкие друзья, чем он себе представлял, думал Денис, ибо король оказал ему исключительную честь, посетив церемонию посвящения. Уже все знали, что приехал король. Видно, потому и собралось столько народу, а не из-за того, что люди надеялись увидеть еще одно разоблачение Дерини. Даже архиепископ, прежде чем занять свое место, приостановился и поклонился королю.

Следующие полчаса Денис провел как в тумане. Когда его вызвали, он ответил на ритуальные вопросы. Затем простерся ниц вместе со всеми, пока читалась молитва ко всем святым, которых, казалось, перечислили больше, чем когда бы то ни было. Наконец кандидаты вновь встали на колени, и первым возложил руки на голову каждого из них архиепископ, благословляя и посвящая в сан, а следом за ним — все остальные присутствовавшие священники. Денис позволил себе заглянуть в мысли этих священников в тот краткий миг, когда руки их покоились на его голове, и был одновременно растерян и приободрен тем, что сумел прочесть.

Кто-то из них был взволнован... кто неуверен... кто совершал этот акт механически... кто — рассеянно, чуть ли не со скукой... и все же большинство, помимо прочих чувств, испытывало искреннее желание передать апостольскую власть, как когда-то она была передана им самим при посвящении в сан, сохранить во всей целостности последовательность этой передачи от одного священника к другому, невзирая на уровень их честности и святости, как это происходило более пятидесяти лет. И эта магия — передача Божественных полномочий — одобрялась даже самыми реакционными из духовных лиц, как никто и никогда не возражал и против магии причастия, которое должно было состояться следом.

Стефан тоже подошел к нему... не настоящий священник, но отсутствие у него подлинной духовной власти ничуть не умаляло того, что делали остальные, и послание его, переданное, когда адепт Дерини возложил руки на голову Дениса, укрепило юношу в надежде.

«Все идет прекрасно, — сказал Стефан. — Будь спокоен. И да благословит и защитит тебя Господь, молодой священник Дерини!»

Слова его согревали душу Дениса весь остаток церемонии, и он даже отважился позволить себе полностью отдаться всей этой не-деринийской магии — помазанию рук елеем, дабы достойны были они держать причастие, и переодеванию в ризу и прочие облачения священника. И Бог не поразил его за дерзость... правда, Он и Джориана не поражал, пока тот не приступил к исполнению своих новых обязанностей.