Кентурион - Валерий Большаков Страница 30

1. Уасет – Фивы

Уасет завиднелся издалека – по восточному берегу Нила показались исполинские пилоны, заблестели гигантские обелиски, затрепетали флаги на высоких мачтах у святилищ. Ипет-Сут, храм Амона Фиванского.

Зухос стоял на носу миапарона, одномачтового суденышка, похищенного из военной гавани Кибот, и разглядывал окраины города, безразлично скользя глазами по белым стенам, по зелени пальм, по россыпям усыпальниц на западном берегу – Город мертвых вставал как отражение города живых. Мужчина Усмехнулся – он не верил в «Священную девятку», и его раздражала вековечная суета египтян, всю жизнь готовившихся к смерти.

– Торнай! – позвал Зухос, не оборачивая лица к гребцам.

Тот, к кому он обращался, тут же бросил весло и подбежал к хозяину, склонился в поклоне и вымолвил:

– Слушаю твой зов, мой господин!

– Высадишь меня у храма, и гребите в гавань. Не расходиться, ждите меня там.

– Будет исполнено! – согнулся Торнай.

Миапарон вильнул и направился к берегу.

Древний Уасет еще называли Нут-Амон, «Город Амона», или просто Нут. А уж что такого увидали в Уасете эллины и почему прозывали Нут «стовратными Фивами», история умалчивает. Может, просто впечатлились громадными размерами Нута? Во всяком случае, ворот в городской стене насчитывалось всего четверо. Зухос вошел через северные – стража смотрела на него в упор, но не видела.

Он по-прежнему таился и кутался в длинный химатий. Одна группа слуг шла впереди него, другая позади, а еще шестеро бойцов шествовали на флангах.

Зухос прикрывал лицо, шел и зыркал из-за складки химатия, как из амбразуры. Он не любил Уасет. Почему? Потому, быть может, что Птолемеи за свое владычество перестроили весь город, оставив всего два острова древности, Ипет-Сут на северной стороне и Мпет-Ресит – на южной? Бывший жрец обожал гигантские постройки предков – массивные, величественные, подавляющие робкую душу, – а все эти эллинские штучки, вроде хлипких портиков, вызывали в нем глухую досаду.

Зухос пересек по тропе правильные ряды пальм, обогнул стену Ипет-Сут, и сделал чуть ли не триста шагов, обходя колоссальные колоннады Дома Амона. Не доходя до главных пилонов храма, вытянувшихся в небо на пятьдесят локтей, он поднялся по лестнице на пешеходный переход через боковую улицу, и глянул на реку. За разлившимися водами Хапи зеленел большой плоский остров, заросший священными дубами Амона, а на том берегу громоздились великолепные постройки Города мертвых. Вдали, на фоне скал, запирающих долину, белел Зешер-Зешеру, заупокойный храм царицы Хатшепсут, а ближе к берегу, севернее колоссов Мемнона, пластался «Дом миллионов лет», который эллины прозывали Рамессеумом. Там, в святилище, где хранится барка Амона, сокрыта вторая дверь. Пройти ее – значит одолеть половину пути к вожделенному замку Тота.

Зухос самодовольно улыбнулся, и нежно погладил скипетр-секхем. Скоро уже, а пока… А пока займемся делами! Он пересек улицу по массивному переходу, спустился – слуги топотали следом – и быстро пошагал к Царской Дороге. Дорога эта шла через весь город с севера на юг. Широкая и гладко вымощенная, она была обсажена тенистыми деревьями и обставлена шеренгами сфинксов в коронах пшент. За густыми рядами деревьев прятались колоннады эллинских храмов и глухие фасады богатых домов. К одному такому, светлые стены коего покрывали росписи, и свернул Зухос. То был дом Иосефа сына Шимона, купца и аргентария. [40]О состоянии, нажитом этим человеком, ходили легенды – чуть ли не миллиард динариев [41]скопил он!

Но не богатство было причиной уважения, которое Зухос питал к Иосефу. Зухос презирал богачей, равно как и бедняков. Он смеялся над жрецами и терпеть не мог всяких там царей и принцепсов. Но жили на свете несколько человек, которых Зухос признавал ровней себе. Первым из них был Норбу Римпоче, чью обитель в горах далекой Индии посетил он в молодости, где жил и постигал великие тайны Иччхашакти и Крияшакти. [42]