Инкарцерон - Кэтрин Фишер Страница 3

Выбрав эпоху из прошедших веков, мы воссоздадим ее.

Мы сотворим мир, в котором не придется бояться перемен.

Это будет Рай!

Декрет короля Эндора

Дуб, с виду по-настоящему древний, все же был состарен генетически. Подобрав юбку, она легко карабкалась наверх по огромным сучьям, с треском ломая тонкие веточки и зеленя ладони о лишайник.

— Клаудия! Уже четыре часа! — донесся пронзительный голос Элис со стороны розария.

Не обратив на крик ни малейшего внимания, Клаудия раздвинула листья и осмотрелась. Отсюда, с высоты, была видна вся усадьба: овощные грядки, оранжереи, сад со старыми, искривленными яблонями, амбары, где зимой устраивались танцы. До самого озера, полого опускаясь, тянулись зеленые лужайки, тропинка, ведущая к Хизеркроссу, терялась в зарослях буков. Дальше к западу курился дымок над Элтанской фермой, и сверкал на солнце флюгер старой колокольни, венчавшей Хармерский холм. За ними на мили и мили расстилались владения Смотрителя — зелено-голубое лоскутное одеяло лугов, деревень, проселочных дорог, перемежаемое белыми пятнами тумана над речушками.

Вздохнув, она прислонилась к стволу. Все так и дышало миром и покоем. Иллюзия была совершенной. Как же жаль уезжать отсюда!

— Клаудия! Поторопись!

Голос звучал слабее. Кажется, нянюшка побежала обратно к дому — стайка голубей вспорхнула в небо, будто кто-то поднялся по ступенькам мимо голубятни. Пробили часы над конюшней. Звуки неспешно уносились в жаркую истому летнего дня. Знойный воздух лениво колыхался над сельским пейзажем, но вот далеко на дороге показалась карета. Клаудия сжала губы. Сегодня он рано.

Экипаж, запряженный четверкой вороных, и сам был совершенно черным. Он несся по дороге, вздымая тучу пыли. Клаудия насчитала восемь верховых, скакавших по бокам. Господин Смотритель Инкарцерона изволит прибыть с шиком, подумала она усмехнувшись. На дверцах кареты красовался символ высокой власти Смотрителя, по ветру вился длинный геральдический флажок. На козлах кучер в черной с золотом ливрее крепко сжимал поводья; ветер доносил свист кнута.

В кроне дуба, попискивая, перепархивала с ветки на ветку птичка. Клаудия замерла, и пташка уселась на листок прямо перед ней, выводя короткие звучные трели. Кажется, это зяблик.

Экипаж въехал в деревню. На шум вышел кузнец, высыпали из амбара ребятишки. Всадники, сбившись в кучу, промчались по тесной улочке с нависавшими домами, сопровождаемые лаем собак.

Клаудия достала из кармана визор. Устройство конечно не соответствовало эпохе и вообще было противозаконным, но Клаудию это не волновало. Какую-то секунду, пока линза настраивалась под ее зрение, перед глазами все плыло, затем картинка приблизилась. Всадников можно было разглядеть подробно: вот дворецкий Гарт на чалом коне, темноволосый секретарь отца Лукас Медликот, свита в пестрых костюмах.

Визор действовал потрясающе — по движению губ кучера можно было догадаться, что за брань с них слетает. Замелькали столбики и перила моста — оказывается, карета уже достигла реки и подъезжала к усадебной сторожке. Мистрис Симми с кухонным полотенцем в руках, распугивая кур, бежала отворять ворота.

Клаудия нахмурилась и опустила визор, вспугнув резким движением птичку. Мир сразу вернулся в нормальное состояние, карета и всадники уменьшились в размерах.

— Клаудия! Они уже здесь! Соизволишь ты наконец вернуться в дом и переодеться?! — снова раздался призыв Элис.

Она вдруг подумала — а стоит ли? Некоторое время Клаудия представляла себе — вот экипаж с грохотом подъезжает к дому, а она, спустившись с дерева, спокойно проходит через калитку и предстает перед отцом со спутанными волосами и в старом зеленом платье с обтрепанной оборкой. Несмотря на все свое чопорное недовольство, он не проронит ни слова упрека. Выйди она нагишом, и то, верно, ее ждало бы обычное: «Клаудия, дорогая». И холодный поцелуй куда-то пониже уха.

Клаудия перелезла через сук и начала спускаться. Интересно, привез он подарок? Обычно привозил — какую-нибудь дорогую безделушку, выбранную кем-то из придворных дам. В последний раз это была хрустальная птичка в золотой клетке, высвистывавшая пронзительные трели. Прямо за окном такие птички — в основном настоящие — летали целыми стайками, наполняя усадьбу щебетом и гомоном.

Спрыгнув на землю, Клаудия перебежала лужайку и спустилась по широкой каменной лестнице. Вот и особняк. Его нагретые солнцем камни испускали жар, пурпуровая глициния оплетала башенки и неправильной формы углы. На темной воде глубокого рва — три изящных лебедя. Неторопливо прохаживаясь, ворковали облюбовавшие крышу голубки; то и дело какой-нибудь из них подлетал к угловой башенке, вспархивая внутрь бойницы или амбразуры. Судя по количеству соломы, гнезда в них вило уже не первое поколение птиц. Во всяком случае, впечатление было именно таким.

Отворилось окно и показалось разъяренное лицо Элис.

— Где тебя только носит? Ты что, не слышишь? Уже подъезжают! — прошипела она.

— Слышу, слышу. Не из-за чего так переживать.

Она взбежала по ступенькам. Колеса экипажа уже грохотали по бревенчатому мосту — Клаудия успела заметить промелькнувший над перилами черный силуэт, прежде чем оказалась в полутьме и прохладе особняка. Пахло розмарином и лавандой. Показавшаяся из кухни служанка присела в книксене и заспешила дальше. Клаудия устремилась вверх по лестнице.

Когда она вошла в свою комнату, Элис уже вытаскивала одежду из шкафа. Шелковые нижние юбки, поверх них раззолоченное голубое платье, тесно зашнурованный корсаж… Клаудия покорно стояла, пока ее утягивали и застегивали, помещая в привычную и ненавистную клетку. Через плечо нянюшки она увидела хрустальную птичку с приоткрытым клювиком, запертую в своей собственной темнице, и нахмурилась.