Первая экспедиция - Антон Первушин Страница 3

Плюмбум добрался до дачи Болека под Рузой с небольшим опозданием. Саша-С-Цитатой уже колдовал над мангалом, добиваясь особого жара от тлеющих в коробе углей, а Лёлек откупорил первую бутылку сухого красного и, как последний пошляк, закусывал благородное вино нарезанным сервелатом.

Болек и Привалов, чинно покуривая на веранде, беседовали о Зоне. О чем же им ещё беседовать в очередную годовщину Первого Выброса? Не о бабах же или футболе… Плюмбум, подходя, уловил обрывок разговора:

— …В сущности, — вещал Болек, — если бы Зоны не было, её стоило бы придумать! Посуди сам…

Он остановился, чтобы обменяться рукопожатием с Плюмбумом и широким взмахом пригласить его присоединяться к компании, после чего продолжил:

— Ситуация была аховая. Во всех смыслах. Наука деградировала. Промышленность на грани развала. Экономика всё глубже садилась на нефтегазовую иглу. Советское наследие проели. И главное и самое ужасное — мы просто не знали, как из всего этого бардака выбираться. Ведь ни цели не было, ничего. На Украине ситуация была ещё хуже. У нас хотя бы ресурсы и территории, а у них и того нет. Славянский мир оказался неконкурентоспособен в глобальной экономике. Не могли мы дать ни высоких технологий, ни цивилизационного проекта. Всё, что предлагалось, Запад имел и без нас. Наоборот, мы на фоне других выглядели вечно отстающими, вечно догоняющими. Медведи в лаптях и фуфайках, с водкой и балалайками. И тут в одночасье всё поменялось!

— То есть ты видишь сплошной позитив? — уточнил Привалов.

Несмотря на атмосферу пикника, был он сосредоточен и невесел, но Плюмбум в очередной раз поразился, насколько всё же изменился бывший сисадмин и программист Биологической станции: теперь с учетом врожденной ширококостности он выглядел подтянутым, ни одной лишней капли жира, обветренное гладко выбритое лицо, короткий рыжеватый ежик, твердый осмысленный взгляд — ничего общего с тем обрюзгшим, слабохарактерным и почти невменяемым существом, каким был Александр Пыхало по прозвищу Привалов двадцать лет назад. По мнению Плюмбума, если уж в чьей-то жизни Первый Выброс, превративший Чернобыльскую зону отчуждения в аномальную территорию, и сыграл позитивную роль, так это в жизни Привалова — кто-то из-за Выброса стал мутантом, а Привалов, наоборот, из мутанта сделался человеком.

— Не во всем, конечно, имеется позитив, — не стал отрицать Болек. — Но тут, как говорится, свинья грязи найдет. Зато как наука двинула! Зато какие инвестиции потекли! Сколько учёных в страну вернулись — на кафедре не протолкнуться, и все востребованы, все при деле. Украинский государственный бюджет уже на восемьдесят процентов с разработки Зоны наполняется. А бюджет нашей Академии, почитай, на все сто! Это вам не газ с нефтью качать, это реальное вложение в будущее. Физик — снова престижная профессия. Молодежь рвется в сталкеры, жаждет исследовать Зону…

— Как по мне, так лучше бы она рвалась в космонавты, — высказался Плюмбум. — Ладно, пойду поручкаюсь.

Он направился к деревянной беседке, установленной на отгороженном дачном участке. Лёлек приветствовал Плюмбума поднятием наполненного бокала. Шурик-С-Цитатой был занят углями, а потому поздоровался рассеянно.

Плюмбум постоял рядом с мангалом и некоторое время с интересом наблюдал за работой Шурика-С-Цитатой. Старый приятель любил и умел готовить мясо. Если компания была небольшая, на троих, он мог сотворить настоящее чудо — что-нибудь из тайской или малазийской кухни (где только брал необходимые соусы и специи?). Но на пикники обычно выбирал два вида мяса и использовал не более трех рецептов собственного сочинения. Сегодня приятелей ожидали куриные бедра в кисло-сладком маринаде и свиная вырезка в легком майонезе. Последняя была фирменным блюдом Шурика-С-Цитатой и неизменно шла на ура — за особый вкус и сытность. Он покупал вырезку на рынке, аккуратно очищал от животной пленки, делил на длинные бруски, затем на сутки ставил в майонез со специями, а нанизывал всегда вдоль по шампуру. Уверял, что главный секрет не в мясе и не в специях — а именно в майонезе, который выгорает при жарке над углями, придавая постной свинине особый привкус.

— Давай-ка выпьем, Витя! — предложил Лёлек.

Плюмбум зашел в беседку и присел на скамью внутри.

— Не рановато?

— В самый раз. Закусь тут имеется, а куру со свиньей Шурик сейчас сверстает, хе-хе. Как поживаешь-то, Витя? Год ведь не виделись!

— Как обычно. Зона кормит, Зона поит, Зона одевает.

— Всё промышляешь, что ли? Сталкеришь?

— Ты каждый раз меня об этом спрашиваешь, — заметил Плюмбум с подначкой. — И каждый раз напиваешься и забываешь ответ.

— Ха, имею право! Ты ж знаешь, Витя, — Лёлек понизил голос, — мне пить вообще нельзя. Врачи говорят: ни-ни. Почки там, печень, простата. Сплошные, блин, болячки. Я же врачей, знаешь, слушаюсь. В другое время — капли в рот не беру. Да! Так целый год и не беру! Но тут же такой повод. Не просто повод, а по-во-ди-ще! Второй день рождения, можно сказать. И тем лучше первого, что произошел в осознанном возрасте. В здравом уме и твердой памяти, хе-хе. Ну так сталкеришь или завязал?

Плюмбум вздохнул, потянулся к расставленным перед ним тарелкам, пощелкал пальцами, выбрал печенюшку, но сразу надкусывать на стал, повертел её, разглядывая.

— В Зону я не хожу, — признался он наконец. — Три года уже. Стар я для таких приключений. Пусть молодежь судьбу испытывает. Мне и на потоках хорошо.

— Ха, правильно, — одобрил Лёлек, отхлебывая из бокала. — Респектабельно.

— А ты так и сидишь в своем фонде? — поинтересовался Плюмбум. — Штаны протираешь?

— Не, разогнали фонд, — без всякого сожаления сообщил Лёлек. — Я сейчас консультант, хе-хе. Занимаюсь консультациями.

— Правильно, — подразнил Плюмбум. — Респектабельно. А если напрямоту, Денис, то я никогда не понимал смысла вашего фонда. Что это такое в самом деле — Фонд поддержки альтернативных наук? Как тебя только Болек за это не сожрал с потрохами? Нам обычной науки не хватает, что ли? Плодите фриков и прочих мошенников — можно подумать, они без вас не проживут…

— Ты пропускаешь очень важный момент! — Лёлек отставил бокал, и даже речь у него изменилась, потекла величаво и гладко. — Наука сама по себе не является единственным способом познания мира. Абсолютного знания вообще не бывает. Только Бог знает всё и понимает всё, а мы не боги и никогда ими не станем, как бы ни пыжились. Прежде всего мы ведь записываем свое знание в виде букв и символов, а без нас эти закорючки на бумаге ровным счётом ничего не значат. Кто их прочтет, кроме нас? Но ведь люди говорят на разных языках, в каждой стране своя научная школа. О системах национальных мер и весов можно в этой связи вообще не упоминать, и так всё ясно. Есть физика Ньютона, есть физика Эйнштейна, есть квантовая физика, есть пси-физика, есть теория струн и теория суперструн. Какая из них вернее описывает Вселенную?… То-то… Почему в таком случае не предположить, что среди теорий, которые наука сегодня отвергает, нет таких, которые описывают Вселенную точнее общепринятых? Да и кем они общеприняты? На планете найдется очень немного людей, которые могут похвастаться знанием, что такое бозон Хиггса и с чем его едят.