Та, которой могло не быть - Кира Леви Страница 3

Близилась к концу отработка второй недели перед моим увольнением. После работы, по дороге в свою пустую квартиру, решила наконец-то купить что-нибудь из продуктов и приготовить домашней еды. С того момента, как ушёл Алексей, я ни разу не готовила дома, питалась всухомятку, одними бутербродами. Странно, на меня это было не похоже. Я любила готовить и всегда делала это с удовольствием, устраивая своему мужчине гастрономические путешествия и знакомя его с кухнями разных стран. А сейчас для себя мне ничего не хотелось. Наверное, стресс так сказывался.

Я припарковала свою старенькую “Ауди” на стоянке и выскочила под дождь, чтобы бегом добежать до супермаркета. Правду говорят — шопинг творит чудеса. Побродив больше часа между рядами с яркими витринами, нагребла себе полный пакет продуктов, из которых можно было приготовить сносный обед для пятерых. И куда мне столько? Хотя в поликлинике не помешало бы стол накрыть. Так сказать, отходные. Стоило об этом подумать, как поняла, что для застолья кое-чего не хватает, и пробежала новый круг по магазину, докупив сухое вино и торт.

Расплатившись на кассе, потянула купленное богатство в машину, засунула пакеты на заднее сидение и села за руль. Рингтон вызова телефона в тишине салона показался неожиданно громким, даже испугал меня. Я подняла телефон с соседнего сидения, соображая, что он провалялся тут бесхозным, пока делала покупки в магазине. Вызов резко прекратился, не успела и ответить. На экране высветилось «мама». Девять пропущенных вызовов. Сердце сжалось в предчувствии плохих новостей. Я поспешно набрала номер сама, напряжённо дожидаясь ответа.

— Мама, что случилось? — ещё не услышав голос, спросила. — У тебя всё в порядке?

— Мирочка, это тётя Галя, соседка твоей мамы, — заговорила со мной другая женщина. — Маме твоей стало плохо, и я вызвала ей скорую помощь. Тебе мы не могли дозвониться.

— Галина Ивановна, в какую больницу её увезли? Что с ней: давление, сердце? — тревога нарастала, я в нетерпении уже заводила мотор, зажав телефон плечом.

— Врач сказала, что инфаркт миокарда, — сообщила неутешительный диагноз женщина.

— Её в кардиоцентр забрали.

— Галина Ивановна, спасибо, я уже еду туда. А Антошки не было дома? — спросила я о младшем брате. Хотя понимала, что раз со мной разговаривает мамина соседка-подруга, то моего младшего брата с его семейством нет дома. — Они укатили на дачу ещё вчера, виноград закрывать на зиму, — доложила Галина Ивановна. — Я Антону не звонила, Люся не велела. Сказала, чтобы только тебе сообщила. Нечего Антошку беспокоить с его мымр... Ой! Короче, только тебе сказала позвонить.

— Хорошо. Я вас потом наберу или, скорее всего, заеду. Увидимся, если не сегодня, то завтра. До свидания.

Моя машина, хоть и старенькая, но быстро довезла до пункта назначения — в кардиоцентр. В приёмном покое я выяснила, в каком отделении находится мама, и помчалась выяснять состояние больной Людмилы Николаевны Рождественской. В отделении меня встретил дежурный врач, который ни сном, ни духом не ведал о такой пациентке. Путём долгих выяснений и переговоров с другими отделениями я выяснила, что мама находится в реанимации. Двадцать ступеней вверх, и вот я стою перед дверью в отделение интенсивной терапии и реанимации. Сердце стучит в районе горла, на языке привкус железа, ладошки холодные и влажные. Нервничаю. Нужно сделать шаг и всё узнать.

Разговор с лечащим врачом был краток. Состояние стабильно тяжёлое. Готовим к шунтированию. Делаем всё возможное. О прогнозах говорить очень рано. Я и сама это понимала. Оставив свой контактный телефон, отправилась к маме домой и в аптеку, чтобы собрать по списку всё необходимое для выздоравливания и пребывание в больнице.

Помчалась к нам домой. Ну, как к нам. Я здесь не жила с первого курса универа. С тех пор, как съехала на квартиру к бабушке, поближе к ВУЗу. А в нашей трёшке осталась мама с братом Антоном, который был младше меня на восемь лет, и его женой Адой, которая очень даже оправдывала своё имя, доводя маму до истерик разной интенсивности, от тихой вялотекущей до буйной с битьём посуды. И как бы эта красотка не поспособствовала развитию заболевания...

Я уже практически доехала до дома, когда раздался звонок телефона и на экране высветился незнакомый номер. Приняла вызов, сидя за рулём, а зря.

— Мира Андреевна, извините, это врач из реанимации, мы с вами разговаривали недавно,

— доктор замолчал. Я тоже не спешила спрашивать о причине звонка. Испугалась того, что могу услышать. До спазма в горле. До шума в ушах от зачастившего сердца. Чувствовала, как сердце в ненормальном галопе обрывается и стремительно летит куда-то вниз. И в раз пересохшее горло не дает спросить: что случилось? — Алло, Мира Андреевна, Вы меня слышите?

— Да... да, слышу. Говорите.

Протолкнула нервный ком.

— Вашей маме резко стало хуже и она... — доктор на том конце провода замялся. — Вы сможете вернуться в больницу?

— Я... я сейчас. Я... быстро, — затормозила так резко, что раздался визг и запахло палёной резиной. Нарушая все правила дорожного движения, развернула машину по двойной сплошной полосе, благо ночная дорога была пуста.

Через полчаса я вошла в палату, где лежала мама. Бледная, холодная, неживая... Я опоздала. Не успела с ней проститься.

***

Стук капель дождя по чёрному зонту. Промозглая сырость пробирает до костей. Дорожки воды стекают по плащу, холодной ветер трепет одежду, словно хочет вырвать куски ткани, косые капли забиваются под зонт и смешиваются с моими слезами от потери дорогого мне человека. От пролитых слёз тяжело дышать. Судорожные всхлипы вырываются из горла. Дерут болью. Говорят, что не нужно плакать в таких местах, тогда душе легче уходить, но как же сложно не изливать свою боль.