Исцелённое сердце - Властелина Богатова Страница 29

Закатное небо было таким ярким, что Марибору приходилось щурить глаза. Несмотря на то, что ночью был ливень, а днём тучи так и не сходили с небосклона, к вечеру на окоёме заблестел огненный диск, развевая хмарь и мрак, поселяя свет и в душу. Однако с запада снова на острог наползали тяжёлые грозовые облака, предвещая дождь.

Весь день прошёл в суете, не помешали ни тяжёлые давящие тучи, ни слякоть и грязь размытых дождём дорог, забот было тьма. С самого утра нужно было прийти в храм, чтобы воздать подношения Богам и предкам, получить благословение на новом пути. Важная для Марибора была ныне обязанность — поблагодарить за место и спокойную, без крови жизнь. Таков был обычай, и пренебрегать им перед местными было не благоразумно. После проведённых обрядов и вовсе не было продыху. Объявив о сборе гридней в свою дружину, Марибор вместе со Стемиром, Вратко, Будимиром и Зарубой да двумя сыновьями волхва Трияном и Велебой подрядились объехать ближайшие окрестности для того, чтобы собрать ещё людей да объявить о приезде князя.

Как оказалось, острог был не одинок на этом мысе. В десяти саженях от него простирались богатые деревеньки, пришлось толковать с местными ещё полдня. Узнав и увидев воочию князя, те с охотой соглашались жить под покровительством Агдива. Многие, и юноши, и взрослые, решили посвятить себя ратному мастерству. Иные были крепкие, сильные, другим же ещё нужно было нарастить мясо, чтобы держать оружие, а потому Марибор знал, что не все пройдут отбор.

Потом были ещё несколько деревень, находившихся прямо возле леса. Там народ жил посуровей. Лесовики, так называли их другие племена, не совсем обрадовались появлению нового правителя, встретив Марибора у капища с хмурыми лицами.

— Это что же получается, нам нужно будет дань платить? — тёмные брови старосты на вытянутом с впалыми щеками лице, с пронзительно жёлтыми, как мёд, глазами сошлись на переносице.

— Выходит, что так, — ответил Марибор, осмотрев одним взглядом весьма пузатые овны.

— Скупцы, — буркнул недовольно Заруба, склоняясь к князю. — Да и другие селяне жаловались, что они земли делить начали, даже рубить деревья для строительства изб не позволяют.

— В прошлую зиму степняков поймали, если помнишь, — вмешался Велеба, прерывая напряжённое молчание.

— Онег, — обратился к старосте старший сын волхва Триян, — живёшь одним днём, кто знает, как завтра всё обернётся. Придёт враг, пожжёт твои овны, и вовсе ни с чем останешься.

— Тьфу, — горячо сплюнул староста и ощетинился. — Ты не каркай. Не с тобой разговор веду.

Триян продолжать не стал, только плотно сомкнул губы, хмуро поглядев на собравшихся селян.

— С вами толковать, что лбом о стену биться, — буркнул Велеба.

— Вот и не встревай. Жили без опёки князя, как-нибудь и дальше проживём. Не пропадём.

Марибор только усмехнулся. Похоже, говорить с тем было бесполезно, пока петух не клюнет.

— Что ж, дело твоё, Онег, — заключил Марибор. — Но только помни, в случае чего, не дайте пресветлые Боги, ко мне в острог не суйся. Помощи ты от меня не получишь, раз отрекаешься сам. И твои слова я вспомню.

Онег вскинул золотистые глаза на Марибора, пожевал досадливо губами, видно, раздумывая. Почесал растрепавшиеся тёмно-русые волосы на затылке, буркнул:

— Нужно обдумать. Не могу я сходу так.

— Думай, времени тебе даю два дня. Сам придёшь ко мне, а не придёшь, посчитаю за отказ.

С этими словами они покинули Лесовеки — последнюю деревню, куда они могли добраться. Обратно домой войско уже отправилось в стремительно наступающих сумерках.

— Вот же скряга. Хочет на попятную, всех переплюнуть, — усмехнулся Заруба. — Все хотят быть хозяевами, а как беда какая, так начинают бардак наводить, — роптал он.

— Закрепляться просто не хотят, — отозвался Триян, услышав разговор. — С Онегом трудно договориться. Верно, своё княжество поставить хочет, уже как почитай две зимы, — прибавил сын волхва, и кмети разом засмеялись.

За пустыми усталыми разговорами военный отряд незаметно приближался к острогу, а небо становилось всё ниже. Летели по нему клубящиеся сизо-зелёные облака. Марибор заспешил, погоняя гнедого. Желал одного — увидеть мерцающе-голубые глаза травницы. Прижаться губам к её мягким податливым устам, чувствовать их вкус, вдыхать запах кожи. Он захотел этого так, что заломило в груди от распирающего бессилия, что не имеет возможности, сделать это в сей миг. Да и Гоенег, верно, его просто так не отпустит, и Зарислава, наверное, уже будет спать, когда он вернётся.

Марибор глянул на солнце в оранжево-алом ореоле, озаряющее острог, и грудь наполнилась чем-то бурлящим, неудержимо пылким. Этот острог башнями и островерхими кровлями напомнил ему его самого. Такой же хищный, неподвижный, грозный, и Зарислава, как солнце. Мягкое её сияние проникало вглубь, растекаясь по телу тяжестью, наполняя силами, врывалось в самые потаённые глубины, рассеивая тьму и мрак.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сегодня ночью она была его.

Воспоминания мгновений близости вовсе обезоруживали. Ещё ни к одной женщине Марибор не испытывал такого безудержного влечения, чтобы ему приходилось собирать все свои силы, дабы держать себя в руках и быть осторожным с Зариславой, чтобы не напугать, не причинить боли. Мягко сжимая её в объятиях, любоваться, как она кусает свои губы, и те наливаются краской. Несмелые её касания доводили его до края терпения. Даже Вагнара, искушённая в ласках, не повергала его в пьянящую одурь. Да, с княженкой было хорошо, но после он чувствовал лишь опустошение и сухость.

Встреча с травницей изменила всё в нём. Она из гнили его злобы вырастила дерево жизни, которое цветёт, позволяя ощущать окружение: запахи, движение ветра, горячее дыхание земли, холодные глубины неба. Она возродила его к жизни, обратив к свету. Ради неё хотелось жить.