Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика - Варвара Корсарова Страница 28

Я посмотрела на брадобрея и, как ни старалась, не сумела представить его в роли героя, спасающего своего командира. Он был худ и невысок, держался немного подобострастно, как принято у цирюльников. Его руки двигались ловко, но едва заметно подрагивали. Кожа отливала нездоровой сизостью и туго обтягивала череп, а глаза под набрякшими веками поблескивали настороженно. Возраст этого странного мужчины определить не удалось. Ему могло быть и тридцать, и шестьдесят.

— Познакомьтесь с Зандером, Майя.

Зандер повернулся ко мне и, глядя в угол комнаты, с почтительным дружелюбием произнес:

— Приятного вам утречка, госпожа Вайс.

Я чуть не раскрыла рот, когда увидела, что из оттопыренных ушей Зандера торчали латунные трубки. Они соединялись тонкими шлангами с ящиком, который висел у него за спиной на кожаных лямках. Заметив мое удивление, Зандер залился мелким смехом.

— Это слуховой прибор, госпожа Вайс, — он ткнул пальцем себе за спину, потом коснулся уха. — Его изготовил один ученый человек в столице. Без моего ухофона я глух, как тетерев. Результат контузии. Таскать его на себе все время тяжеловато, поэтому если увидите меня без моей ноши, не обессудьте, если отвечу невпопад.

— Я рада, что у вас есть это … средство. Благодарю вас, господин Зандер, что показали вчера дорогу.

— Привыкайте, Майя, — сказал полковник сухо. — В этом замке полно инвалидов. Зандер глух, я лишен сердца. Даже мой пес, Кербер, неполноценен. Много лет назад он пострадал в стычке с волком и чуть не погиб. Мастер Кланц заменил псу часть костей и поставил механическое сердце, такое же, как и у меня. Кербер стал первым, на ком он выполнил эту операцию. Я был вторым.

— Сколько лет вашему псу? — озадачилась я.

— Больше двадцати. Обычные собаки столько не живут, но механическое сердце изнашивается медленнее и дает долголетие. Не знаю, смогу ли насладиться этим преимуществом. Это зависит от вас. Приступим, госпожа Майя? С утра были перебои. Надеюсь, вы сможете их устранить.

— Сделаю все, что в моих силах.

— Уж постарайтесь.

Он расстегнул рубашку и подошел к креслу. И тут полковника шатнуло, повело в сторону, как от сильного головокружения. Он на миг замер, потом слепо нашарил подлокотник, оперся, опустился на сиденье и тяжело откинулся на спинку.

Я быстро придвинула табурет, села и разложила на коленях инструменты. Осторожно коснулась металлической дверцы на груди полковника, но отдернула руку и посмотрела на него внимательнее. Фон Морунген тяжело дышал, его лицо побледнело. Мой взгляд машинально отметил, что на подбородке у него краснел порез от недавнего бритья; он казался очень ярким на побледневшей коже.

— Вам плохо, ваша милость? — спросила я встревоженно.

Он ответил с усилием:

— Да, нашло помутнение. Вы слышите? Сердце бьется неровно.

Шестеренки за медной дверцей крутились бойко, ничего странного я не заметила. Однако прислушавшись, поняла: перед последним ударом звучала легкая пауза. «Динь-ток…клац». «Динь-ток…клац». Музыка сердцебиения не была ритмичной.

Сделала то же, что и вчера: осторожно коснулась пинцетом колес, выравнивая их положение на оси, капнула смазки. Но ничего не изменилось. Охватила тревога, которая перешла в легкую панику. На первый взгляд, механизм был в порядке. И что теперь делать?

Я положила руку ему на грудь и прикрыла глаза. Нехотя, не сразу, содержимое грудной клетки засветилось перед моим внутренним оком — и каждая деталь, каждая пружинка горела тревожным красным светом!

— Мэтр Кланц говорил, что ход механизма можно исправить, меняя состояние этой… ауры. Эфирного двойника, — произнес полковник сквозь стиснутые зубы. — Вы можете это сделать?

— Не знаю, — растерялась я. — Я так не умею. Но попробую.

— Между эфирными двойниками механизма и моего тела есть симпатическая связь. Нужно ее укрепить.

— Наверное, — пробормотала я. — Вот только как?

— Иногда Кланц пользовался прибором наподобие обычных часов. Он настраивал его, сердце начинало идти ровно. Наверное, он и между этими механизмами установил симпатическую связь. Вы хоть понимаете, что это такое?

— Примерно. Слышала, деревенские колдуны и знахари делают кукол. Если человек болен и ему надо помочь, они обмазывают куклу целебным составом, и человек выздоравливает. Если хотят навредить, то втыкают в куклу иглы. Думаю, механизм мэтра Кланца работал по тому же принципу. Напишу доктору Крамеру, он может знать больше. А теперь, ваша милоcть, помолчите. Не разговаривайте со мной. Поберегите силы, а я попытаюсь сосредоточиться.

Полковник покорно замолчал, а я вглядывалась в алые линии и мысленно приказывала им сменить цвет.

Пожалуйста, сердце, не капризничай. Не знаю, что с тобой происходит и в чем беда, но прошу, смени ритм. Динь-ток-клац. Динь-ток-клац! Вот твоя музыка. Давай, ну!

От напряжения у меня по спине побежал пот, и мое собственное сердце колотилось очень сильно. Но лучше пусть сердце полковника бьется ему в такт, чем так, хромая и спотыкаясь!

Я пыталась заставить механизм — точнее, его эфирный двойник — подчиниться моему желанию. Но как же это сложно! Все эти нематериальные, неосязаемые линии, симпатические связи, эфирные флюиды были выше моего понимания!

Непременно напишу сегодня доктору Крамеру. А лучше — разузнаю адрес мэтра Кланца и свяжусь с ним напрямую. Ведь он создал этот механизм и должен знать, что делать!

В углу комнаты раздалось сопение. Я скосила глаза: брадобрей с тревогой следил за моими действиями, вытянув шею.

А когда вновь перевела взгляд на механизм, увидела, что мои усилия принесли плоды. Алые линии начали тускнеть и менять цвет. Мало-помалу, медленно, они наливались голубизной. Стук стал ритмичнее…

Я с облегчением убрала руки и вытерла лоб.

— Вам лучше, ваша милость? — спросила я шепотом. — Мои инструменты бессильны, но кажется, удалось сделать то, о чем вы говорили.

— Да, Майя, — полковник вздохнул. — Мне определенно лучше. Спасибо. Вы сотворили чудо.

Краски возвращались на его лицо, и я улыбнулась с облегчением.

— Ну и перепугалась же я…

Слова вырвались сами собой, и я поспешно прикусила язык.

Доктор Крамер не раз говорил, что целитель не должен показывать пациенту свою неуверенность. Увы, я не была целителем, я была беспомощной шарлатанкой. Стоило внимательнее отнестись к знаниям, которые пытался вложить мне в голову доктор Крамер. Но в столице я посещала госпиталь лишь затем, чтобы избежать уроков хороших манер и походов по магазинам с теткой. Кто же знал, что однажды я горько пожалею о своей нерадивости!

Полковник положил ладонь на мое запястье. Я невольно отдернула руку и спрятала за спину; вышло невежливо, но полковник не показал, что это его задело. Кожу на запястье еще долго жег след прикосновения его загрубевших пальцев.