Крылья - Юрий Нестеренко Страница 27

Правда, если они и прилетели туда, — а, наверное, двух дней им хватило, чтобы долететь, хотя на тйорле пришлось бы ехать не меньше декады, — то надолго ли задержатся? Лланкера, конечно, огромный город, даже больше Йартнара — почти двадцать тысяч жителей! — но кто их знает, пришельцев, сочтут ли они его достаточно интересным для того, чтобы провести там целую декаду. Эх, если бы я не провалялась столько времени больная! Может быть, я бы даже сама увидела железную птицу в воздухе… И что тогда? Махать ей с земли руками?

Нет, не руками. Крыльями. Уж это-то должно привлечь их внимание.

Однако как раз через декаду наступит Новый год. Может быть, пришельцы захотят остаться, чтобы посмотреть городской карнавал?

Да и для меня карнавал — хорошая возможность проникнуть в Лланкеру относительно безопасно.

Теперь я понимаю, что это была безумная идея. Но что вы хотите, тогда мне еще не было даже пятнадцати… И я поехала по тракту дальше, прямиком в столицу провинции, которой правил граф тар Мйоктан-Раатнор.

Стоило мне принять такое решение — и я легко убедила себя, что никто не ожидает, что я поеду в Лланкеру, а значит, мне удалось ловко провести своих врагов. Я даже осмелела настолько, что вновь стала останавливаться на постоялых дворах, правда, теперь уже не задерживалась в общем зале, а сразу уходила к себе в номер и спала, не раздеваясь, сняв только плащ, со шпагою под рукой.

Так прошло четыре дня пути по Лланкерскому тракту. Утром пятого я оставила позади небольшой городок, который был селом еще так недавно, что не успел обзавестись каменной крепостной стеной. Возле самого города мне попались навстречу четверо кавалеристов, увлеченных каким-то спором и не обративших на меня внимания. Затем я обогнала крестьянский возок, хозяин которого нещадно хлестал кнутом по ребрам тощую безрогую тйорлицу, с трудом тянувшую перегруженные сани, и наконец осталась один на один с раскинувшейся до горизонта заснеженной равниной и ярко-синим весенним небом. Шла последняя декада календарной зимы, но природа норовила опередить календарь; солнце пригревало так, что мне стало жарко даже в расстегнутом плаще, подтаявший снег хлюпал под копытами. Доктор Ваайне говорит, что весна — самое скверное время года, когда в сыром воздухе так и плодятся болезни, а ослабленный за зиму организм аньйо не в силах им противостоять. Пусть так, но все равно весна — это здорово, хотя, конечно, и не так здорово, как лето.

Я ехала, щурясь от солнечного света и целиком доверившись Йарре, а потому не сразу заметила, что мое безмятежное одиночество уже нарушено. Совсем рядом быстро зашлепали копыта, и я увидела всадника, который во весь опор несся мне навстречу. На нем был синий мундир с надраенными медными застежками и высокая шапка, по бокам которой трепетали два вымпела гербовых цветов — бело-красно-черный ранайский и желто-зеленый лланкерский. К седлу был приторочен медный рожок, а сапоги у верхнего края украшали стилизованные крылышки из птичьих перьев. Правительственный курьер!

Разумеется, я не знала, что везет он в своей сумке, запертой на два замка; скорее всего, не знал этого и он сам. Но мне явственно представилось, что там лежат приказы всем муниципальным полицейским начальникам Лланкерской провинции найти и арестовать убийцу губернаторского сына, «приметы же оной суть следующие…»

Он промчался мимо, даже не взглянув на меня. Гонцы королевской курьерской службы очень заносчивы; на почтовой станции даже графу, путешествующему по своим делам, придется ждать, если курьеру нужен свежий тйорл. Хотя курьеры вооружены — меч и два пистолета, — им почти никогда не приходится пускать в ход оружие; всякое покушение на курьера считается тяжким государственным преступлением, за которое полагается смертная казнь. Да и секретные донесения и предписания, которые они доставляют, не представляют интереса для обычных грабителей.

И все же, едва мы разминулись, у меня возникло острое желание развернуться и метнуть ему в спину нож. Мы были одни на много миль, и, пожалуй, я успела бы прихватить его сумку и ускакать, прежде чем появились бы какие-нибудь свидетели…

Меня тут же охватил ужас от этой мысли. Как я могла такое подумать, я же не преступница, я верноподданная ранайской короны!

Спустя несколько часов я подъехала к стенам очередного города. Судя по карте, он назывался Нойар. У ворот скопились повозки и всадники; мне эта картина совсем не понравилась. Подъехав, я поинтересовалась у пассажира крайних саней, почему приехавших не пускают в город.

— Черт их разберет! — раздраженно ответил тот. — Какой-то очередной взбрык бдительности, усиливают посты и все такое.

Это мне понравилось еще меньше. Похоже, худшие подозрения оправдываются и пора уносить ноги.

Развернувшись, я отъехала назад и пустила Йарре по дороге в объезд города. Страх заставил меня оглянуться через плечо — и сердце окончательно ухнуло куда-то в желудок: сперва один всадник, сиганув через рыхлый сугроб, увязался за мной, а затем его примеру последовали еще двое. Страх, впрочем, тут же сменился злостью. Какое вам до меня дело, черт вас побери?! Оставьте меня в покое! Йарре, повинуясь моей команде, прибавил прыти, но и преследователи не отставали.

Объездная дорога, вившаяся в снегу вдоль городской стены, была узкой и плохо расчищенной; как видно, большинство путников предпочитали ехать прямиком через город либо сворачивали в объезд раньше.

Тйорлы шлепали копытами по раскисшему снегу, не развивая полной скорости; преследователи висели у меня на хвосте в какой-нибудь паре десятков локтей, не приближаясь, но и не отдаляясь. Мимо удручающе медленно ползли высокая зубчатая стена и круглые сторожевые башни Нойара, постепенно сворачивая к северу и увлекая за собой дорогу. Я в нетерпении кусала губу, дожидаясь, пока под копыта снова ляжет разъезженный тракт и Йарре покажет этим пижонам и их клячам, на что он способен на самом деле.

Объезжая город, мы достигли западных ворот — и здесь я увидела полусотню кавалеристов, скакавших мне наперерез.

Но прежде чем паника успела захлестнуть меня с головой, здравый смысл взял свое и я обругала себя трусливой дурой. Какой бы важной преступницей ни считал меня губернатор, гнать ради меня в город армейские части — это уж чересчур. Значит, весь этот переполох не имеет ко мне никакого отношения. А преследователи? Хотя с чего я взяла, что это преследователи? Они ни разу не крикнули мне, чтобы я остановилась, не пытались воззвать к караульным на башнях…

Я еще раз обернулась. Ближайший из них улыбнулся мне, да и двое других отнюдь не выглядели враждебно. И тут я поняла — они просто-напросто решили, что я знаю, где можно въехать в город без лишних проволочек, вот и последовали за мной.

Солдаты меж тем въезжали в ворота, не глядя в нашу сторону.

Я пристроилась в хвост колонны, и «преследователи» настигли меня, развеяв последние сомнения. Я въехала в Нойар между двумя из них, не вызвав лишнего интереса у стражников.

Несмотря на прибытие солдат и усиление постов, город жил обычной предвечерней жизнью. По улицам шагали мастеровые, закончившие работу; служанки, спешившие в лавку за продуктами к ужину, перебирались через лужи, брезгливо подбирая подол; отучившиеся школяры лепили снежки из мокрого липкого снега и швырялись друг в друга, иногда попадая в случайного прохожего и с визгом бросаясь наутек; время от времени верхом или на извозчике проезжал возвращавшийся со службы чиновник. Возле длинных бараков — вероятно, это был городской склад — разгружался большой обоз, прибывший под охраной военных; несколько кумушек стояли у ворот дома напротив, наблюдая за разгрузкой и, должно быть, оживленно обсуждая это событие. Несколько раз я ловила на себе любопытные взгляды; такое случалось и раньше — мой возраст и пол в сочетании со шпагой и тйорлом, который сделал бы честь любому мужчине, а также отсутствие взрослых спутников невольно привлекали внимание. Но сейчас мне было от этого как-то особенно неуютно, и я поспешила свернуть с широкой улицы в узкие кривые переулки. Попетляв некоторое время, я отыскала третьесортную гостиницу и сняла номер на втором этаже. Окно выходило на глухой, сроду не метенный двор, но, в конце концов, я остановилась там, чтобы переночевать, а не для того, чтобы любоваться видами.