Дети луны: лунария - Виктория Задорская Страница 27

— Нет, Лили! — горячился отец. Его лицо покраснело, глаза превратились в колючки, а губы сжались в одну тонкую линию.

Я физически ощущала его неприятие, нежелание мириться с действительностью.

— Извини, папа, но я не спрашиваю у тебя разрешения. Я рассказываю это, как факт. Обучение меня давно не интересует. Поэтому просто прими эту ситуацию как должное, — отвечаю как можно спокойнее и медленно дышу.

Главное не нервничать, Лилит. Отец покричит, скажет многое, о чем потом будет жалеть, но со временем все перемелет и примет, как есть. Нужно потерпеть. Только немного потерпеть.

— Не смей этого делать, Лили. А как же университет? И кем ты будешь без образования? Тебя не примут ни на одну достойную работу!

— Главное, что я буду человеком. А найти дело по душе не имея высшего образования или законченного среднего — не так уж и сложно.

— Лили, объясни, что происходит. Ты беременна? Наркотики употребляешь? Я не понимаю, — отец тяжело опустился на стул и обхватил голову руками.

Эх, папа, если бы все было так просто. Беременность или наркотики — не такая большая проблема, как оборотничество и охотники. Воздух в комнате был столь тяжелым, что хотелось открыть окна. Я встала из-за стола и присев на край подоконника, печально посмотрела на папу. Сейчас он страдал. Страдал из-за меня. Но лучше так, чем снова бежать и наносить ему еще большую боль.

— Нет, не беременна и наркотики не употребляю, просто хочу для себя другого будущего. Хочу путешествовать, увидеть мир, хочу попробовать себя в разных профессиях. Я всю жизнь провела, как какой-то заключенный. Почти ничем не интересовалась, ни с кем не дружила. А теперь четко понимаю, что жизнь одна. Она такая короткая и хрупкая, поэтому будет ужасным тщеславием тратить ее на бессмысленные ненужные уроки и выполнение домашних заданий. Папа, пожалуйста, пойми меня. Я не хочу от тебя убегать или делать что-то другое плохое. Просто пойми и прости. В любом случае я тебя никогда не брошу.

Сказала настолько искренне, насколько только могла. На этом наш разговор был закончен, я осторожно поцеловала отца в макушку и сказала, что пойду прогуляюсь, пока он подумает обо всем, что узнал. Сердцем чувствовала, что отцу надо посидеть с этой мыслью хотя бы несколько часов. В конце концов, он должен понять меня. Он мой папа.

Выйдя на улицу, я несколько минут смотрела на заснеженный пейзаж. Дом напротив превратился в настоящую хижину Санта Клауса, ведь никто не расчищал дорожку от заносов. Мучительно было сознавать, что еще несколько месяцев назад, внутри царил уют и семейное тепло. Мне так не хватало присутствия Леды и Веги в своей жизни. Я никогда не обращала на них особого внимания, но всегда чувствовала себя частью их семьи. Воспринимала их заботу и искренность, как должное. А теперь, когда потеряла это, то горевала. Эту боль, пожалуй, ничто и никогда не погасит…

Ноги сами повели меня внутрь. Я даже не осознавала для чего туда иду и что хочу увидеть или почувствовать. Просто шла, утопая в снегу по колено и нащупав ледяную ручку, с силой дернула ее на себя. На удивление, она поддалась, поэтому я без лишних усилий зашла внутрь.

Дом разительно изменился. Повсюду лежал толстый слой пыли. Многие вещи были сломаны и разбросаны, все фотографии со стен исчезли, на полу валялись клочки рваных детских рисунков. Я шла вперед, будто прощаясь с этим местом. Потому что завтра мы с Найтом поедем в Канаду, к ближайшей к нам стае оборотней. И кто знает, когда я вернусь на Аляску. Возможно только весной, или вообще не вернусь. Кто знает, как нас примут. И кто знает, что нас ждет впереди.

Поэтому осторожно шла вперед, смотря на место, в котором когда-то чувствовала себя счастливой и беззаботной. Пожалуй, не было более вкусных ужинов, чем те, которые готовила Леда. Пожалуй, не было в моей жизни более сладких поцелуев, чем те, которые дарил Сирин. Это был тревожный период моей жизни. Странный, но несомненно лучший. Жаль только, что он прошел так быстро, как снежинка, которую пытаешься схватить рукой. Всего мгновение — и ее уже нет. Остался только мокрый след.

Минуя кухню и гостиную, я пошла по лестнице вверх. Знала, что место, в которое иду, принесет мне, одним только своим видом, много страданий. Импринтинг — это не шутки. Связь с Лупулом остается жить в моем сердце и ее оттуда никак не вытащить. Неважно сколько времени мы не видим друг друга, неважно на каком расстоянии тел и душ мы находимся, тем не менее связь все еще пронизывает сердца, держа их вместе. И это больно. Несомненно. Но такова уж судьба у нашей пары.

Выбравшись на чердак, я зашла в комнату Сирина и позволила горю захватить себя с головой. Столько времени запрещала себе плакать. Запрещала думать о нем. Запрещала вспоминать. Убеждала, что наших отношений не было, избегала правды. Но сегодня был день прощания, поэтому я позволила импринтингу мучить меня на полную, подарила ему шанс разрывать сердце на куски.

Какая же дура! Потеряла свою единственную настоящую любовь и ради чего? Ради кого? Нет. Найт — замечательный человек. Его для меня выбрала мама, поэтому со стороны, видимо, мы прекрасно смотримся. Но Найт — не Сирин. Он никогда им не станет и никогда его не заменит. Между нами никогда не будет того чистого искреннего чувства, которое одурманивает мозг и превращает тело в сироп. Никогда…

Согнувшись, под тяжестью вины, я вцепилась пальцами в шершавый пол и горько рыдала, оплакивая свою глупость. Все бы на свете отдала, чтобы повернуть время вспять и изменить решения, которые испортили мне жизнь. Как хочется просто лежать, чувствуя объятия полуночника. Как хочется смотреть в его зеленые глаза и тонуть там. Как хочется целовать его. Совсем скоро мое совершеннолетие. Я так мечтала, чтобы именно Лупул — был моим первым мужчиной…

Горе давило на сердце и судорожными подвываниями срывалось с губ. Перед глазами, как калейдоскоп, крутились все воспоминания связанные с Сирином: наша первая встреча на пороге дома, то, как он меня подвозил в школу, как мы сидели вместе на биологии, как говорили у костра, как он учил меня стрелять из ружья, как согревал своим теплом под дождем, как впервые поцеловал… Наши отношения никогда не были простыми. Но они были особенными.