Меч эльфов. Рыцарь из рода Других - Бернхард Хеннен Страница 26

Внезапно Гисхильда почувствовала, как к горлу подступил комок. Она вспомнила о Люке. Три дня не было вестей от него. Три безумно долгих дня. Она всех о нем спрашивала: Друстана, Мишель, Альвареза. Она даже ходила к Лилианне, хотя ей было тяжело смотреть женщине в глаза после неудавшегося похищения канюка-курганника. Но никто ничего не мог ей сказать. Она даже пыталась добраться до Леона, но у примарха не нашлось для нее времени.

Не станет ли и Люк почкой, которой будет не хватать их кусту? С тех пор как они забрали его с корабля, она ломала себе голову над тем, как можно ему помочь. И всегда приходила к одному выводу: ключом ко всему был Леон. Один он решал, что произойдет: отпустят ли Люка на свободу или закуют в цепи. А то и еще что похуже…

Друстан окончил надгробную речь. Один за другим подходили они к открытому каменному саркофагу и произносили шепотом пару слов прощания. Некоторые дарили ему маленький подарок — цветок или монету.

Когда Гисхильда подошла к саркофагу, она вынула из-за пояса маленькую сложенную бумажку. Только вчера ночью она придумала, как попрощаться с Даниэлем. Она сказала об этом Друстану и он разрешил ей остаться в его комнате, когда все остальные послушники спали, да он даже помогал ей.

Гисхильда развернула бумажку. На ней был нарисован герб. На нем красовался красный лев на задних лапах, а напротив него, со стороны сердца, орденское Древо Крови. Поверх обоих на щите была широкая полоса, и на ней Гисхильда нарисовала взрывающееся дуло пушки.

— Ты не уйдешь во тьму без герба, — тихо произнесла принцесса. — По крайней мере, для меня. Прощай, Даниэль, мой брат-Лев.

Она отошла в сторону и почувствовала облегчение. Герб на саркофаге останется пустым, как того требовали железные правила ордена, но она не подчинилась этой несправедливости. Может быть, с годами она забудет лицо Даниэля — даже портрет ее мертвого младшего брата Снорри она уже не могла воспроизвести во всех подробностях, — но о гербе, который она нарисовала для Даниэля, она будет помнить всегда!

Гисхильда отошла в сторону. За ней подошел Раффаэль. Она краем глаза наблюдала за тем, как он положил в саркофаг черную деревянную лошадку, и была потрясена тем, как по-детски поступил ее товарищ. Игрушка в качестве прощального дара!

Должно быть, Раффаэль заметил ее взгляд.

— Это не то, что ты думаешь, — прошептал он ей, проходя мимо.

Она вопросительно подняла брови, но Раффаэль покачал головой.

— Не здесь. И не сейчас.

Последним из тех, кто прощался с Даниэлем, был Рене. Гисхильда готова была поклясться, что Друстан сделал это нарочно. Когда их магистр не палил в пьяном виде по стульям, он был человеком, который всегда соблюдал формальности. Выдающимся качеством Рене было то, что любая грязь, казалось, отскакивала от него. Даже когда они работали над башней, одежда его оставалась идеально чистой. Он никогда не потел. Его лицо не искажали ни прыщи, ни первый пушок. Его голову, будто ореол света, окружали белые волосы. Как и все, Рене надел короткую кольчугу, белый мундир и белую накидку. Но у него каждое колечко кольчуги сияло свежеотполированным серебром. Нигде не было и намека на ржавчину. А ткань была белой, как только что выпавший снег.

Гисхильда не видела, что положил в гроб Рене. Когда послушник отошел в сторону, он приложил руку к сердцу. А потом запел. Высоким, светлым мальчишеским голосом, совершенство которого растрогало бы до слез даже тролля. Он пел хорал «Мой путь к богу». И когда первая строфа была окончена, их магистр, Друстан, тоже присоединился к пению.

Постепенно все больше послушников вливалось в песню. Высокий красивый Жоакино, который был капитаном их звена вплоть до последнего Бугурта. Бернадетта с ее растрепанными рыжими волосами, державшая Жоакино за руку, чтобы даже в этот миг подчеркнуть, что он принадлежит ей. Тоненький Джиакомо, самый низкий из них. Он выглядел ужасно из-за своего покрытого шрамами лица и искривленного носа. Он удивил их всех, когда несмотря на сильные побои, которыми его награждала Маша, капитан Драконов, все-таки утащил ее за собой в грязь.

Раффаэль со своими красивыми черными локонами, ухмыляясь, смотрел на Бернадетту, щеки которой тут же покраснели. Гисхильда знала, что та иногда целуется с Раффаэлем. Раффаэль был для нее загадкой. Говорили, что он уже целовался с девочками из других звеньев. Может, и Анна-Мария?.. Девочка уже оправилась от ранения, насколько можно оправиться от того, что предстоит прожить жизнь с одной рукой.

Она пела страстно, с закрытыми глазами, положив покалеченную руку на грудь. Черты ее лица стали суровее. Она очень часто молилась. Однажды она доверительно сообщила Гисхильде, что теперь Тьюред стал ей ближе, чем до несчастного случая. Она была странной. Гисхильда не могла понять и того, что ей непременно снова хотелось в зарядную камеру. Принцессе узкая, постоянно наполненная пороховым дымом комната казалась местом ужасным.

Она снова взглянула на Раффаэля. Теперь этот негодяй строит глазки Эсмеральде! Люк, Жоакино и даже Рене в глазах Гисхильды были красивее, но было в Раффаэле что-то такое, чему сложно было противостоять. Он и к ней пытался подкатить… То, что она была с Люком, не остановило Раффаэля. Когда он улыбался человеку, проникновенно смотрел в глаза, можно было подумать, что для него не существует в этом мире никого другого. И это при всем при том, что она-то знала, каков он на самом деле!

Гисхильда заметила, что Эсмеральда вздрогнула под его взглядом, точно он мягко прикоснулся к ней. У нее было некрасивое лицо с крупными порами, все в прыщах. Но ее тело… Из-за него Гисхильда ей завидовала. Остальные девочки их звена тоже ревновали. У Эсмеральды начала расти грудь. Хотя на ней была кольчуга, округлости были хорошо видны. Гисхильда посмотрела на себя. Она была плоской, как доска. Иногда ей было совершенно непонятно, что Люк в ней нашел. Влюбился в нее только потому, что она — принцесса?

Воспоминание о Люке причинило боль. Это было коренящееся глубоко в животе ощущение. Пронзительное, даже немного страстное, как она иногда со стыдом признавала. Как он сейчас? Где он? Что они с ним делают?

Они называли себя братьями и сестрами, но все избегали ее, когда она пыталась поговорить с ними о Люке. Он был их капитаном! А теперь они делают вид, как будто его нет! Даже пухленький Рамон, которого она всегда считала верным и добрым мальчиком, отрекся от Люка. А при этом он ведь так часто получал от Люка яблоко или другие вкусные мелочи. Еду, которую Люк отнимал у самого себя! Рамон всегда был голоден. По ночам весь барак слышал, как урчит у него в животе. Он любил шутить, что Господь одарил его, мальчика, желудком взрослого мужчины. Строго отмеренных порций еды ему было недостаточно.

Конечно, когда Люк одаривал его, он преследовал и свои интересы. Гисхильда никогда не думала, что голодный желудок может издавать такие же громкие звуки, как храпящий тролль. Когда Рамон получал больше еды, спалось всем гораздо лучше. Но то, что мальчик теперь ничего не хочет сделать для Люка!..

С Эстебаном, стоявшим рядом с Рамоном, все было иначе. Он был крупным, грубым парнем, у которого на лице уже начал появляться первый пушок. Все в нем казалось слишком большим. Его руки напоминали лопаты, нос выступал на его лице, будто крытый балкон… Он был неуклюже дружелюбным и пытался всем угодить. И он был не самым умным. Он принимал участие в судьбе Люка. Но он не был тем, кто готов выступить перед звеном со своим собственным мнением и воззвать к их совести.