Шардик - Ричард Адамс Страница 24

Впрочем, не важно, что я видел и знал, хоть я и сижу тут, похваляясь перед древними звездами, видевшими все на свете и знающими, где правда, а где ложь. Уже через несколько лет на Ортельге не было ни одного охотника или барона, который не почитал бы за великую честь охотиться со мной. Я ходил на охоту лишь с лучшими из них, по своему выбору, и отказывался иметь дело с остальными, не желая унижать громкое имя, что я себе создал. Я был… да что это я, право слово! — Барон стукнул посохом по земле. — Ты ведь небось не раз слышал, как морщинистые старухи, собираясь у очага, хвастаются своими прежними любовниками да былой красотой?

И вот однажды к моему отцу пожаловал с дарами знатный вельможа из Беклы, некто Зилькрон Меткая Стрела. Этот Зилькрон прослышал о моем отце, собравшем вокруг себя искуснейших охотников, и о непревзойденном мастерстве и отваге его сына. Он преподнес отцу золотые слитки и тонкие ткани, вслед за чем изъявил страстное желание отправиться с нами на охоту. Родитель мой, как и все завшивленные бароны Ортельги, с первого взгляда невзлюбил холеного бекланского вельможу, но отказаться от золота не смог, разумеется. Вот он и сказал мне: «Давай-ка, дружок, переправимся с ним через Тельтеарну да найдем для него огромную дикую кошку. Чтобы малому было что рассказать по возвращении домой».

Но дело в том, что отец знал про больших кошек меньше, чем полагал, — про кошек, которые весят вдвое больше взрослого мужчины, дерут скот и аллигаторов, ударом лапы разбивают панцири черепах, выползающих на берег для кладки яиц. Ходить на них смертельно опасно, таких зверей только в западню ловят. К тому времени я уже хорошо знал, что человеку по силам, а что — нет, и мне не было нужды доказывать, что я не трус. Но я не хотел давать отцу понять, что знаю больше его, а потому принялся втайне прикидывать, как бы так повернуть дело, чтоб спасти нашу жизнь.

Мы переправились через Тельтеарну и для начала стали охотиться на черно-зеленых водяных змей — убийц леопардов, — вырастающих до длины в четыре-пять человеческих ростов. Ты на таких охотился?

— Ни разу, мой повелитель, — ответил Кельдерек.

— Ловят водяных змей по ночам, около рек. Они свирепы и очень опасны; ядовитых зубов у них нет, они удавливают жертву, сжимая кольцами своего тела. Днем мы отдыхали; я проводил много времени за праздной болтовней с Зилькроном и хорошо изучил нашего нового знакомца — его спесь и тщеславие, его великолепное оружие и снаряжение, которыми он не умел толком пользоваться, и его манеру на каждую охотничью историю отвечать несуразной байкой, где-то услышанной. Я все время исподволь внушал Зилькрону, что большие кошки не стоят его внимания и лучше поохотиться на какого-нибудь другого зверя. Но малый не был ни трусом, ни полным дураком, и вскоре я понял, что заставить его передумать будет очень и очень непросто, поскольку он приехал с твердым намерением купить себе опасное приключение, которым сможет хвастаться по возвращении в Беклу. Наконец я завел речь о медведях. Какой охотничий трофей, вопрошал я, сравнится с медвежьей шкурой, головой, когтями и всем прочим? Я понимал, разумеется, что медвежья охота тоже дело весьма опасное, но я, по крайней мере, знал, что медведи не всегда свирепы, что у них слабое зрение и что порой их можно привести в замешательство. Кроме того, в гористой или холмистой местности к зверю при удаче можно подкрасться сверху и поразить его копьем или стрелой прежде, чем он тебя заметит. Словом, в конечном счете Зилькрон решил, что хочет охотиться именно на медведя, о чем и сообщил моему отцу.

Отец долго колебался: ведь нам, ортельгийцам, нельзя убивать медведей. Поначалу он даже думать об этом боялся, но мы находились далеко от дома, тугинда никогда не узнала бы, а особой набожностью ни он, ни я не отличались. В конце концов мы двинулись к Шардра-Мейн, Медвежьим горам, и добрались до них за три дня.

Поднявшись в горы, мы наняли в деревне нескольких проводников, и те отвели нас еще выше, на скалистое плато, где было страшно холодно. Они сказали, мол, медведи обитают здесь, но часто спускаются, чтоб совершать набеги на фермы и охотиться в лесах на нижних склонах. Несомненно, эти мужики кой-чему научились у медведей: они украли у нас все, что плохо лежало. Один из них стащил черепаховый гребень, подаренный мне Зилькроном, но я так и не узнал, кто именно.

На второй день мы нашли медведя — крупного медведя, увидев которого вдали, на фоне неба, Зилькрон так и закудахтал от восторга, возбужденно тыча пальцем. Мы осторожно двинулись за зверем: я не сомневался, что он уйдет вниз по противоположному склону, коли почует преследование, и тогда ищи-свищи. Когда мы достигли места, где его видели, медведь уже скрылся с глаз долой, и нам ничего не оставалось, как подняться выше в надежде высмотреть его сверху. Однако поиски наши ничего не дали, и ближе к ночи мы расположились стоянкой высоко в горах, в лучшем укрытии, какое сумели отыскать. Холод там был собачий, скажу тебе.

На следующее утро, едва забрезжила заря, я проснулся от странного шума: треск веток, шорохи волочения, стук опрокинутого котелка. Не звуки борьбы, а будто бы смертельно пьяный человек бродит туда-сюда, пытаясь найти свою постель. Я лежал в маленькой расселине, защищавшей от ветра, ну и теперь, разумеется, высунулся наружу посмотреть, в чем там дело.

Дело оказалось в медведе. Бекланский дурень заснул на посту, костер притух, и никто не увидел медведя, шаркающей поступью приближавшегося к стоянке. Он разворошил наши съестные припасы, часть уже сожрал и сейчас мотал по земле мешок с сушеными тендрионами. Проводники лежали пластом, окаменев от ужаса. Пока я смотрел, медведь легонько похлопал одного из них лапой, словно призывая не бояться. Я подумал: если мне удастся забраться куда-нибудь повыше, где зверь меня не достанет, я смогу подождать, когда он отойдет от стоянки, а потом пустить в него стрелу, нельзя же ранить медведя, пока он находится рядом с людьми, не знающими о моем намерении. Я тихонько отступил назад, взял лук и вскарабкался по стенке расселины. Подкравшись к краю скалы, я увидел прямо под собой нашего славного друга, который уже засунул голову в мешок и громко чавкал, помахивая куцым хвостом, точно ягненок, сосущий матку. Наклонившись, я бы достал рукой до мохнатой спины. Заслышав шорох, медведь вытащил голову из мешка и встал на дыбы, а потом — хочешь верь, хочешь не верь, Кельдерек, — он посмотрел мне прямо в глаза и поклонился, сложив вместе передние лапы. А еще мгновение спустя опустился на все четыре и неспешно потрусил прочь.

Пока я стоял, ошеломленно глядя вслед зверю, на скалу взобрались Зилькрон и двое его слуг, полные решимости броситься в погоню. Я пресек их намерение под каким-то предлогом — видимо, не слишком убедительным, ибо Зилькрон пожал плечами, а слуги украдкой переглянулись. Я не почел нужным вдаваться в объяснения: пускай себе думают что хотят. Тогда я был таким же, как ты, Кельдерек, и как любой другой ортельгиец, полагаю. Встретившись лицом к лицу с медведем, я вдруг ясно понял, что не стану его убивать и Зилькрону не позволю. Но я не знал, как мне поступить, ведь не скажешь же просто: мол, ну все, хватит, возвращаемся домой.

Выслушав рассказ Зилькрона, отец незаметно отвел меня в сторонку и спросил, уж не испугался ли я. Я попытался объяснить свои чувства, но он ни разу в жизни не смотрел медведю в глаза, а потому так и остался в недоумении.